Сердце

[Хакутаку]

Название: Сердце
Автор:  Cancel Kawayami
Персонажи/пейринг: Россия/Пруссия. Германия
Бета: Отсутствует как вид
Рейтинг: PG-13
Жанр: Ангст
Размер: Драббл
Дисклеймер: Трава всегда принадлежит создателям.
От автора: Написано после печального расставания и выпитой водки либе. Попытка кэпства по поводу исторического значения Кёнигсберга-Калининграда. Посвящается  Manuelle Kawayami.

читать дальше

@темы: Россия/Пруссия, с участием иных персонажей, PG-13, fanfiction

---

[-Alu-]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Tormenta sunt aliquid (Не кончается пытка)

[Dein P.]

Название: Tormenta sunt aliquid (Не кончается пытка)
Автор: Dein Preussen |Tsuki no Tireira| тут -  Tireira
Соавтор:  Klodwig
Бета: самосуд (с)
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Основные: Россия/Пруссия,Германия/Украина, в остальном - почти все
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, AU, Эксперимент, Гет, Юмор, Психология, Романтика, Слэш (яой), Вампиры
Предупреждения: Нецензурная лексика, Ченслэш, Смерть персонажа, ОЖП, ОМП, OOC, Насилие
Размер: Миди. (11 глав + Десерт)
Статус: закончен (выкладка главами)
Дисклеймер: Я не я та хата не моя! Це все Хімка накорячив! (с)
Описание: В каждой сказке есть доля сказки. Что это за доля - каждый решает сам. © Увижу плагиат - убью...
Посвящение: Собственно, каждому шипперу этого пейринга.
Публикация на других ресурсах: ЗАПРЕЩЕНО!
Примечания авторов: http://www.zerochan.net/430486 Вот он наш "пинок". Очередное коллективное творчество. Надеемся, что Вам, дорогой читатель, это "блюдо" придётся по вкусу!

Будет подниматься наверх по мере добавления глав.

ГЛАВА 1

Глава 1.
Начало 19 века....

В бывшей столице тевтонского ордена, поборников за власть церкви, церквей не так уже и много, хотя священники и считаются самыми почитаемыми из жителей и стоят наравне с аристократами. Даже слабый и нерешительный Фридрих Вильгельм III всячески содействовал церкви.
Самым уважаемым из коленопреклонников святого креста, как говорили тогда, был русский эмигрант, отец Иоганн, как произносили его имя на немецкий манер.
Никто ничего о нём не знал, кроме того, что и так было на виду: обаятельный молодой человек лет двадцати пяти, с манерами дворянина, добрейшим сердцем и милейшей улыбкой, что раз в год меркла, когда он ходил на кладбище, где просиживал с раннего утра до поздней ночи.

****

В тот раз его традиция была нарушена. Неотложные дела отпустили его к месту последнего приюта любого человеческого тела лишь поздно ночью, ближе к полуночи. В руках у него был букет белых роз - 13 штук. Именно столько месяцев он был счастлив с той, чье тело покоилось под каменным надгробием.
- Прости меня... я опоздал, - он положил цветы на камень. - Я скучаю... - одинокая слеза скатилась по его щеке и упала в траву.
Не по-весеннему жаркая майская ночь, казалось, давила со всех сторон густым воздухом. Было практически ничего не видно в ночном мраке даже при свете маленькой свечки, что зажёг священник на специальной подставке у надгробия. Едва только можно было различить черты его лица: пепельно-русые волосы, нос с горбинкой и лиловые глаза - всё же не зря почти все молодые девушки в его приходе были в него влюблены.
На тихие слова русского ответил ветер, взвыв в кроне растущего поодаль дуба, отзываясь едва слышным "Тоже...".
- Вот видишь.... Уже 5 лет прошло. Да. Мы столько времени могли провести вместе.
Он ссутулился, словно что-то давило на его плечи. Воспоминания. Он предался им полностью, канул в них с головой так глубоко, что не сразу услышал стон боли, разрезавший ночную тишь.
- Помогите... - прохрипел кто-то прямо за могильной плитой, нарушая уединение юноши.
- Что? - Священник сделал шаг в сторону голоса, и его взору открылась весьма страшная картина.
На потемневшей траве лежал юноша лет двадцати. Темную его одежду пропитала кровь из раны чуть выше сердца. Множество порезов тоже обильно кровоточили, лицо заливала кровь из ссадины на лбу. Глаза были сильно расширены от боли, тело било крупной дрожью.
- Помо.... - ртом несчастного пошла кровь.
Закусив губу, чтобы не вскрикнуть от ужаса, священник замотал головой. Перед глазами появилась его Аня, которая сейчас лежит под этой могильной плитой...Ведь она умирала почти так.
Быстро сорвав с шеи шарф, русский мигом перевязал рану парня и подхватил его на руки. Он знал, откуда бывают такие раны...И это явно не от людей.
Юноша конвульсивно дергался в его руках. Тело его уже готовилось умереть.
- Сейчас.... Врача. Срочно.
Сначала идя, а затем и срываясь на бег, Иоганн побежал в центр города, где жил лучший из известных ему врачей.

@темы: Россия/Пруссия, с участием иных персонажей, PG-13, fanfiction

---

Life is beautiful (Часы)

[Dein P.]

Название: Life is beautiful (Часы)
Автор: Dein Preussen |Tsuki no Tireira| тут - [J]Tireira[/J]
Бета: самосуд (с)
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Пруссия/Россия, Пролётом: Америка
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, Эксперимент, Философия, Психология, Повседневность, Слэш (яой), Songfic
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика
Размер: Мини, 4 страницы
Статус: закончен
Дисклеймер: Я не я та хата не моя! Це все Хімка накорячив! (с)
Описание: Продолжение фика "Увы (Кофе)" © Увижу плагиат - убью...
Посвящение:Всё то же и всё тем же
Публикация на других ресурсах: ЗАПРЕЩЕНО!

Примечания автора:

Примечания автора: Что я могу сказать? Опять таки - очередной моральный толчок в спину от Кохая энное время назад. Песня, в этот раз, была за мной....

Мустафа 1000 и 1 Отмазка, заранее извиняюсь за наличие в тексте всё той же красноглазости. Она применялась в целях избежания частых повторов, а сейчас для её удаления необходимо перекраивать весь текст от начала до конца, на что у меня просто нет физических сил

Nare. Winterborn, с беттой по прежнему проблемы, так что и Вы тоже извините.

Собственно песня-тематика:

 

Часы

Гилберт нехотя открыл глаза. Всю идиллию блаженной истомы, разливающейся по телу после ночи, нарушало отсутствие теплого любимого бока рядом. Хотя, о местонахождении этого бока весьма красноречиво сообщал разливающийся по квартире запах кофе...да такой запах, что к нему хотелось принюхиваться хоть вечность.

Кофе. По рецепту Ивана... Этому его научил старый-старый турок ещё во времена Крымской войны. В принципе, русский мог гордиться - даже Садык не знал этого рецепта.
- Ну шик! - протянул Гилберт, едва не мурча от удовольствия. И даже некоторый незначительный дискомфорт ниже пояса ничем не портил ему настроение, а наоборот - доставлял ни с чем не сравнимое удовольствие с некой ноткой мазохизма.
Ещё немного поёрзав под одеялом и потешив себя надеждами на кофе в постель, красноглаз, как не прискорбно было его великой персоне, всё таки, встал и...нет, не направился на запах, чего так хотелось, а наступил на что-то...И это что-то больно впилось в пятку, явно прорезая до крови...
- У-у-у-у! Чёртова железяка! - схватив неведомый предмет и запустив его об пол, пруссак тихонько, чтобы Иван с его кошачьим слухом не услышал, взвыл и заскулил.
Чуть шипя и едва заметно прихрамывая, он быстро и кое-как оделся (если те самые семейники в птичку и иванову рубаху можно считать нормальной одеждой) направился на кухню. Даже старые часы в гостиной, образец классики с кукушкой, которые он спёр у Запада, пощёлкивали жизнерадостно и приветливо.
Почти в самом конце пути беловолосый приосанился, собрал остатки своей грациозности и, как наглая кошка, прошагал к Ивану, одетому в одни брюки (забытые тут после их совместного похода по берегу Балтийского моря), напевающему какую-то песню на английском и извращающемуся над туркой.
- Кооооофе..... - обняв русского со спины и положив подбородок ему на плечо, промурлыкал пруссак. Ну да....что ещё для счастья надо? Только этим кофе не обжечься. - А что это мы поем с утра пораньше? Ммм?...Ой...То есть я хотел сказать...С добрым утром! - прикинув вероятность получения краном по затылку через плечо за допрос, алоглазый тут же поправился.
- Доброе-доброе! - улыбнулся очень мягко и почти счастливо русский. - А напеваю...да это я у Америки песню подхватил - у него по утрам всегда играло радио, пока он пробежки устраивал... - как ни в чём не бывало, протянул фиалковоглазый. - Эти американцы так на здоровье помешаны!
А вот Гилберт...А вот Гилберт похолодел, сник, отпустил предмет своего обожания и уселся за стол.
«Мне стоило обратить внимание на то, как ты на него смотришь...Он же важнее меня...Да и прикасался ты к нему явно не в таком диком алкогольном опъянении, как был...как был со мной», - вот был бы Великий девушкой, он бы уже рыдал в три ручья.
Ведь и верно, вчера русский был сильно выпивший («И это эти славяне называют «100 грамм для смелости»!? Идиоты...и он тоже. Как там было? А... «Я сказал тебе не ополлитриться, а остограмиться»...Тьху»).

 

****

- ... Ванечка...Кофе будешь?
И глядит как-то по-щенячьи в пьяные лиловые глаза. А их обладатель смотрит на него умиляюще-нежно, но с едва заметной ноткой животной похоти и желания. Похоже, весь путь от Москвы (ну так считал Гил, хотя это было в корне не верно) до Калининграда был проделан по весьма прозаичной причине...
- Да сдался мне твой кофе...мне ты нужен... - прижимая к себе обманчив хрупкое тело альбиноса, шепчет Брагинский, и тот едва не задыхается от перегара.
- Вань...ты что за фигню морозишь, пьянь русская? - хлопая длинными ресницами, бухтит в плечо Ивана алоглазый. Он понимает, что сейчас будет, как бывало не раз до этого по уже стандартной схеме: ночь, звонок, пьяный Россия, грубые «отношения» с вышеупомянутым сверху, тотальная боль ниже поясницы, а то и по всему телу, короткая записка на тумбочке «Извини, я перепил. На столе в кухне новый кофе».
- Молчи....только молчи...
А Байльдшмидт и сказать ничего не успевает: его затыкают невообразимо мягким поцелуем. ТАК его точно никто до этого не целовал...стоп, нет, была одна дама, да вот теперь она с другим кавалером, но воспоминание о ней неуместно. У пруссака кружится голова, «срывает планку», как говорят, и он безвольно обмякает в сильных руках русича.
А тот, не тратя времени в пустую, сбрасывает одежду на только выдраенный вечером пол, увлекает альбиноса в спальню...
Но все не так грубо, как всегда - Иван не «считает» и так уже сильно ослабшим телом алоглаза все двери шкафа-стенки и все углы коридора, а бережно его несёт, не отрываясь от губ, не швыряет его на диванчик, обязательно при этом сильно ударив головой об стену или коленкой об деревянный подлокотник, при этом матерясь, на чём свет стоит, а плавно опускает беловолосого на его спальное место и целует, целует, целует, нашептывая всякие глупости, не резко и грубо «снимает стресс» на уже просто молча лежащем безвольном теле, а доводит это самое тело до исступления, почти до самого пика, одними только руками и губами, а потом и сам наслаждается близостью, тихо шепча на ухо практически обезумевшему от нежности пруссу «Я тебя люблю...моё...не отдам....моё...», будучи полностью уверенным, что тот не воспримет эти слова, но не удерживается от блаженного стона, когда в ответ слышит только благодаря тонкости слуха ответное признание.
Ведь, как бы там ни было, и этой ледяной глыбе Ивану бывает больно, даже он может заблуждаться, срываться...и вспоминать, ради чего была затеяна игра, в итоге, не стоившая свеч. Хотя, то, от чего он бежал, и так «ненавязчиво» замаячило и случилось. Как бы то ни было, в этот раз русский обнимал не потерявшего сознание от боли партнёра, а мирно сопящего на груди человека, с которым была любовь (ну иначе сказатьу Брагинского язык просто не поворачивался).
*****

- Гил, у тебя кофе остывает... - внимательно и обеспокоенно смотря на экс-Пруссию, тянет Брагинский.
- Да чёрт с ним! - пруссак невольно резко взмахивает рукой, сшибая чашку на пол так, что та бьётся на десятки мелких осколков. - Какого хрена ты остался? Ушёл бы, как всегда! Легче жить утром, не видя физиономию поимевшего тебя всё ночь на пролёт пьяного урода...
Не то, чтобы так уже и рвались ему на язык эти слова, но альбинос не выдержал. Вся идиллия, которая началась ещё ночью, с грохотом обвалилась от одной фразы Ивана про Америку. Ведь это было подтверждение тому, что втолковывали ему все, и та же Венгрия, и тот же Запад....и даже Австрия.
- Да что ты так... - ожидаемого «Колколкол», на которое так надеялся красноглазый, не последовало. Брагинский, у которого тоже ох как заскрипело сердце, поник, встал и начал собирать осколки с пола. Мда, не так он представлял себе их утро.
- Как так!? КАК ТАК!? Это не я к тебе заваливаюсь посреди ночи и... - Гилберт залился краской то ли от злости, то ли от стыда.
- И что? - Россия поднял на него куда более грустные, чем обычно, фиалковые глаза. Наверное, он просто не успел «надеть маску»....ну или не мог.
- Ты всегда только о себе и думаешь! Толку тебе до меня!?
- Гил....успокойся.... - мягко тянет русский. - Прошу тебя.
- Да как мне успокоиться!? Ты меня уже 20 лет сряду, как вещь, берёшь, когда вздумается....Как шлюху задабриваешь подарками! Хоть бы крест вернул! Так хер же я его получу!
- А ты не нашёл, разве, ничего на полу у кровати? - удивлённо вздёрнул брови Иван, а прусс только шикнул на себя за дурость. Похоже, швыранул он об стену крест....Хотя то точно не мог быть он - слишком толстый.
- Отцепись от меня...мне противно... - протянул только Гил и отвернулся.
Убрав остатки кофе, русский уселся и включил настенное радио. Там заиграла как раз та песня, которую он напевал с самого утра. Как некстати она называлась Life is beautiful...
- Слушай, дурень....может поймёшь чего... - мягко тянет Иван и отворачивается, а Пруссия невольно прислушивается....и вспоминает отрывки их с русским «разговора после»...А у Брагинского мимолётом скользят те мысли, которые так не уместны, но так злободневны.

 

You can't quit until you try

- Ты не представляешь, чего мне стоило не сорваться прямо на пороге.... - тихо тянет русич.

You can't live until you die

- А кажется, что и не жил вовсе....пока не стал тебе нужен... - бормочет Гилберт, засыпая. - Да, я умер как страна, чтобы почувствовать вкус настоящей жизни.

You can't learn to tell the truth
Until you learn to lie

- Если бы ты знал, как я пытался забыть тебя...твой запах, - тихо тянет русый, уткнувшись носом в белёсую макушку.

You can't breathe until you choke
You gotta laugh when you're the joke

- Я не мог понять, на сколько ты мне дорог, пока не понял, что могу тебя потерять... - тот же шёпот, вот только губы бережно касаются ушной раковины уже спящего пруссака.

There's nothing like a funeral
To make you feel alive

- Выставив тебя тогда за двери...я думал я сойду сума, когда понял, что ты даже не постучишь в них снова, чтобы устроить мне капитальную взбучку....

Just open your eyes
Just open your eyes
And see that life is beautiful.
Will you swear on your life,
That no one will cry at my funeral?

- Ты же сам прекрасно знаешь, что нужен я только тебе...Ни сёстрам, ни партнёрам, ни этому дураку Америке...Да и мне ты...ты мне весь мир заменяешь...Я хочу, чтобы ты видел это....чувствовал...

I know some things that you don't

- Ты не знаешь, что я уже пол года пытаюсь жить с Альфредом... - шепчет Иван, убедившись, что его белобрысое чудо спит.

I've done things that you won't

- И я не выдерживаю этого....я не могу и пол дня высидеть с ним. Я сбегаю к тебе, в Калининград, но ты меня не видишь....я сажусь на лестничном пролёте на этаж выше и наблюдаю, жду, когда ты выйдешь....

There's nothing like a trailer park
To find your way back home

- Я очень хотел бы, чтобы тут ты не жил один....Тут тебе холодно. Это не дом...А я тебя согрею...обязательно.

I was waiting for my hearse
What came next was so much worse
It took a funeral to make me feel alive

- Наверное, я не зря затеял этот цирк с Америкой - я понял, НАСКОЛЬКО ты мне дорог....

 

Вспоминая то, что доносилось сквозь полудрёму, Гилберт сидел, широко распахнув и без того большие глаза, и смотрел в одну точку.
- Эй...Эй....Пруссия...Королевство несчастное... - всё же, взгляду нарисовалась преграда в виде руки русича.
- Ч-ч-чего тебе, идиот? - тянет недовольно пруссак.
- Ты сломал свой же подарок... - положив на стол серебряные карманные часы с припаянным на крышку тевтонским крестом, протянул Россия. Правда, часы были покорёжены от удара об стену.
- У меня есть часы... - устало тянет альбинос.
- Это заменяя твоему кресту - он поплавился во время прошлогоднего пожара. Ну я и чуть исправил его и прикрепил к часам. Они принадлежали когда-то твоему разлюбезному Фрицу.
- Это мои часы...он их у меня спёр много лет назад....вот только они и так не шли, - проведя пальцами по цепочке, фыркает пруссак. Серебро холодное и, отчего-то, оно напоминает сердце стоящего рядом русского.
- Может, это из-за того, что после него ты пришёл в упадок? Может, из-за того, что твоё сердце почти остановилось? Они имеют странную связь с тобой... - тянет русский.
- Чем докажешь? - Гилберт только усмехается. Он не может собрать в кучку все свои эмоции, не может ничего толком сказать.
- А просто... - и русский наклоняется и целует такого нелепо потерявшегося альбиноса, между делом, вложив часы ему в руку. - Я тебя люблю, глупый... - шепчет он, отстранившись на секунду и тут же снова приник к нему....
А старые часы, упав на пол, тихонько затикали......

@темы: Россия/Пруссия, PG-13, fanfiction

---

Я люблю свою работу

[Klodwig]

не отстаем от Семпая

Название:Я люблю свою работу
Автор :  Klodwig
Персонажи (Пейринг): Пруссия, Россия (намек)
Рейтинг:G
Жанр: Философия, Психология, ООС
Состояние: закончен
Дисклеймер: Хеталию - Химаруе, алфавит - Кириллу с Мефодием.
От автора: придумано в маршрутке

Я люблю свою работу.
Нет, что вы, я не псих. И не трудоголик. И не маньяк.
Я просто занимаюсь любимым делом.
Каждое утро я отправляюсь в душной маршрутке через весь город на работу. Каждое утро я вижу злых, невыспавшихся, мрачных людей. Я не понимаю их.
Я втянулся в ритм «дом-маршрутка-работа-маршрутка-дом», я не представляю себя без него. Я ловлю языком снежинки, стоя на остановке – нескладный молодой человек с броской внешностью. Мои белые, по стать снегу волосы и красные глаза притягивают взгляды.
Я люблю свою работу.
Я не знаю, что было бы со мной, если бы у меня не было ее. Если бы в тот день, когда я пришел в себя на улице, стоящий возле запотевшей витрины и бессмысленно водящий по ней замерзшим пальцем ко мне не подошел человек и сунул мне в руку визитку. Если бы я не пришел по указанному в ней адресу. Если бы мне не сказали, что я принят на работу. И что документы – дело наживное.
Гилберт Бальдшмидт. Так я назвался в тот день. Это было первое, что пришло мне в голову. Ничего другого я не могу вспомнить по сей день. Так и ношу это имя, которое, похоже, прилипло ко мне намертво.
Кем я был до этого? Этого я не знаю. Все мое прошлое затянуто туманом, который едва рассеивается, когда я сплю. Но утром я не могу ничего вспомнить. Только шум битв и шелест дождя.
Я люблю свою работу.
Без нее я бы умер, если не от голода, то от скуки.
В 8:45 я вхожу в офис. Единственный из всех, кто не носит деловой костюм. Зачем он тому, кто моментально его измажет?
Я люблю свою работу.
Я открываю дверь и делаю шаг в свою мастерскую – светлую комнату, которая кажется много меньше из-за обилия хлама в ней.
Горы бумаги – от тетрадных листов в клеточку до огромных ватманов, офисная и акварельная бумага, толстые листы цвета слоновой кости и совсем прозрачные, невесомые листочки. Вязанки кисточек – от широких, с ладонь, до тоненьких, в пару волосков. Карандаши – от самых твердых, след от которых едва заметен, до тех, что оставляют на бумаге четкую темную линию. И, конечно же, краски. Рядом мостятся копеечная детская гуашь и дорогущая акварель, темпера и масло.
Я вдыхаю этот немного пыльный, ни с чем не сравнимый воздух, включаю свет и берусь за работу. На стол ложится рукопись — стопка листов с текстом. Молодой, но очень перспективный автор, его сказки раскупают мгновенно. Эта будет получше даже получше предыдущей – вчера я читал ее до двух часов ночи и смог спокойно уснуть, лишь перевернув последнюю страницу.
Книги стоят дорого.
Книги с моими иллюстрациями – еще дороже.
Я перебираю закладки. Самые запомнившиеся моменты, к которым стоит сделать рисунки. Останавливаюсь на одной, где как раз появляется Шляпник – необычайно харизматичный персонаж, о внешности которого автор заикнулся только о цилиндре. Значит, я могу создать его сам.
Черная акварель ровно ложится на бумагу. Короткие светлые волосы, запоминающееся лицо, улыбка себе на уме и конечно же шляпа.
Я рассматриваю готовую работу и повинуясь порыву, выделяю глаза цветом.
Холодные. Фиолетовые. Лукавые.
Остальное время я работаю над обложкой. Кропотливая, тонкая работа. Когда я заканчиваю, глаза мои болят, спину ломит, но я вижу перед собой плод своих трудов.
Я люблю свою работу.
Я ухожу последним. На улице темно и идет снег. Крупные хлопья роятся в свете фонарей, а я в обнимку с папкой иду через квартал к остановке, чтобы снова поехать домой, а завтра вновь повторить свой путь.
Задумавшись, я налетаю на кого-то, и мы оба падаем в снег.
— Извините, — бормочу я и как можно быстрее собираю листы, чтобы они, не дай Бог не намокли.
Одного не хватает. Я поднимаю глаза и понимаю, что передо мной в снегу сидит Шляпник и рассматривает мой рисунок.
И глаза у него холодные, фиолетовые, лукавые.

@темы: Россия/Пруссия, fanfiction

---

Увы (Кофе)

[Dein P.]

Рискнём-с....ну что ж....

Название: Увы (Кофе)
Автор: Dein Preussen |Tsuki no Tireira| тут -  Tireira
Бета: самосуд (с)
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Пруссия/тот самый ОН, Пролётом: пьяный гитарист-афганец Костик этажом выше, припарошные старушка и дедок из соседних квартир.
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, Эксперимент, Философия, Психология, Повседневность, Слэш (яой), Songfic
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика
Размер: Мини, 3 страницы
Статус: закончен
Дисклеймер: Я не я та хата не моя! Це все Хімка накорячив! (с)
Описание:Ночь, гитарист этажом выше, Пруссия и кофе....а ещё загадочный ОН © Увижу плагиат - убью...
Посвящение: Клод-кохай (и тут это не укр. глагол), это всё для Вас!
Публикация на других ресурсах: ЗАПРЕЩЕНО!
Примечания автора: Мне интересно услышать, кого предложите Вы, читатель.

Собственно та самая песня, которая тематична и упоминается в тексте.

Кофе

В очередной раз Пруссии не спалось. Хотя, в каком месте УЖЕ Пруссии? Калининградская область...И старый боевой друг-брат Калининград, который Кёнигсберг, который его разлюбезный Гилбирд - единственное утешение тут.... Было. Хотя, тут было Великому и Ужасному упрекать некого - его личное дело и решение.
Итак, Гилберту не спалось. Стены в панельной многоэтажке-брежневке были на столько тонкие, что он без труда слышал, как в час ночи полоумная старуха в соседней квартире купает свою собаку и кошку одновременно, этажом выше играет на гитаре афганец-алкоголик, отсидевший недавно срок за убийство, а в квартире слева чётко слышны звуки оперы, играющей на старом-старом патефоне деда Зигфрида, одного из тех немногих немцев, которых не депортировали после перехода города под контроль Союза. В общем, полная какофония и никакого покоя. Даже дико орущий голосом Тиля Линдерманна МР-3, подаренный Западом на прошлое Рождество, не спасал.
Плюнув на всё, альбинос медленно сполз с раскладного дивана-малютки, который служил ему кроватью, поправил сползшие чёрные, в жёлтую птичку, семейники и направился на кухню.
Само жилище некогда великой державы было предельно скромным. Двухкомнатная квартира советского классического образца 80-х годов 20-го века, всё те же обои, что и были наклеены на панели при постройке, узкий коридорчик с тонким стоптанным линолеумом цвета «Сюрприза Дофина» или «Детской неожиданности», стекла на белой четырёхстворчатой двери в гостиную, в которой из мебели были диван, бюро с посудой и теливизор на треногом столике, которые были умещены на поетом молью «типа персидском» ковре, были едва не старше самого дома, уже были сильно потемневшие и засаленные, как не полировал их прус, шкаф-стенка, который шёл от самой комнаты до входной двери смотрелся крайне ново, смотря на всё остальное, ну а кухня, хоть и была предельно вычищена скурпулёзным Великим, всё равно показывала всю убогость существования хозяина холодильником «Донбасс» и набором мебели «Малютка».
- Где этот, мать его, кофе...!? - проползя, именно так верно будет сказать, Гилберт тут же залез в первый попавшийся шкафчик.
Единственным, что помогало Байльдшмидту от бессонницы, был кофе. Турка натурального, лично сваренного кофе, в который бросался при приготовлении кусочек чёрного шоколада, была истинным раем для мужчины.
Игра афганца Костика была слышна и тут. Это уже не раздражало, в отсутствии других шумов, а наоборот успокаивало, пока красноглаз рыскал по кухне в поисках турки и пакета молотого натурального кофе. Правда, вместо кофе ему попался пакет с кормом для птиц.
- Надо было выкинуть год назад.... - буркнул Гил, крутя в руках жёлтую пачечку с попугайчиком.
Да, его птиц мирно умер у него на подушке год назад по причине старости. Хотя это уже отдельный разговор, как этот крепкий мужчина рыдал над птичкой.
- Так, кофе-кофе... - откинув пачку в шкаф вместе с не лучшими воспоминаниями, он продолжил искать необходимую коробочку.
***
Спустя пол часа альбинос всё же сварил себе кофе и смаковал его, усевшись на табуретке и поджав колени к груди. Весьма «в тему» была игра Костика.
- И ты, и я
Изнасилованы собой.
И ты, и я -
Мы ищем место на солнце.
Не видит нас небо, не просит....
- Действительно... - усмехался прусак. - Вот только в нашем случае, - он прикрыл глаза, будто представляя себе своего собеседника, того, кто наглухо у него застрял в сердце, - мы изнасилованы друг другом. Такова наша история....общая.
А алкоголик продолжал петь:
- Наш путь нарисован,
Никто нас не спросит,
Куда нам идти.
Наши поиски тщетны,
Желанья заветны...
- Да...нас не спрашивали, что мы чувствовали - гнали в шеи на фронты, если хотели - сталкивали лбами, хотели - в который раз лебезили на манер братства народов.
Экс-Пруссия снова сделал очередной глоток кофе.
- Оставь меня -
Я сам пойду.
Оставь меня -
И я найду...
- Надо будет узнать название песни и дать тебе послушать...ты говорил мне это, говорил. Но я не отпускаю....и чёрта с два отпущу!
- Тянет одиночество петлю мою.
Среди черно-белых вечно на краю.
Пустота накрыла вязью нежный цветок -
Это не сон.
В ответ на эти слова только звякнула об стол чашка. Да, как подмечено - ведь так давно «седой чёрт» чуть не вздёрнулся, когда ОН культурно так попросил его оставить ЕГО в одиночестве...хоть не на долго.
- Я тебя оставлю с жизнью в унисон,
Ты меня не поймешь,
Я себе не прощу.
Ты открытая дверь,
Но я выход ищу.
- Да черта с два ты меня поймёшь, если я ляпну, что ты мне дорог больше, чем можешь представить... - прошипел тихо алоглазый. - Но я всё равно, и правда, искал все эти годы хоть какой выход....хоть в том же алкоголе...
- Гвозди давят мне в грудь,
Пустота темноты...
Я с несчастьем иду, не ходи с ним и ты.
Я себя не пойму
Я СЕБЯ НЕ ПРОЩУ.
- КОСТИК! СУКА! ЗАКРОЙ УЖЕ ПАСТЬ И ХВАТИТ ПЕТЬ СВОЮ ХЕРНЮ! - схватив стоящую у входа швабру, едва не плачущий прусак застучал ей по потолку.
- Иди нахер! - послышалось сверху.
Отшвырнув деревяху в стену, мужчина прошагал быстро в спальню и плюхнулся на кровать. Было отвратительно.
Ведь он и правда был не готов себя простить за все те глупости, мерзости, которые он ему наговорил при их прошлом разговоре.
Единственное, чего хотелось - набрать номер и попросить приехать. Ведь ОН запросто это сделает, не смотря ни на что.
Порыскав по тёмному помещению с неясной мебелью, Байльдшмидт таки нашёл телефон, старенький такой Нокиа, набрал номер и поднёс его к уху. Правда, после первого гудка, трубку взяли и альбинос затаил дыхание, услышав такой родной голос:
- Откроешь? Я стою у тебя под дверью....И не уди...
Что «не уди...» собеседник договорить не успел, так как телефон был отброшен в стену, а дверь тут же распахнута, повисшим на шее гостя прусом.
- Ванечка....кофе будешь?

И, в качестве довеска, вот это (хоть и не совсем тематически подходит к этому фику, но близко):

как бы арт

@темы: fanart, Россия/Пруссия, с участием иных персонажей, PG-13, fanfiction

---

"Во время дождя"

[поцелуй меня Кузьмич (с)]

Название: «Во время дождя»
Фендом: Axis Powers Hetalia
Автор:  поцелуй меня Кузмич (с)
Бета:  Alu: )
Персонажи: Россия, Пруссия
Пейринг: Россия/Пруссия
Размер: мини
Рейтинг: R
Жанр: OOC, PWP
Саммари: «Мы начали водкой утром. Мы кончили ночью в постели…» (с) Наутилус Помпилиус - Стриптиз
От автора: Погода изрядно поднадоела. «И тут Остапа понесло…» (с)
Благодарности: бете за обширную работу и поддержку, группе Наутилус Помпилиус – за вдохновение и идею.
Дисклеймер: из моего здесь только идея и текст. Всё остальное принадлежит Химаруе…


Уже несколько дней подряд проходили весьма однообразно из-за этого непрекращающегося дождя. Хмурое небо не менялось, становясь лишь темнее к вечеру, а утром свод вновь оказывался затянутым серой пеленой туч. С утра не хотелось вставать, к полудню с трудом получалось добраться до кухни и через силу позавтракать, ну а к вечеру (хотя шесть часов пополудни вечером особо и не считались) уже нестерпимо хотелось спать: глаза закрывались, тело наливалось какой-то свинцовой тяжестью, будто перед этим дня три без отдыха таскало на себе телеги с углём.
Но стоило одним утром не пойти этому противному моросящему дождю, как распорядок дня кардинально изменился.
Гилберт проснулся рано – хватило невнимательного взгляда на будильник, что ехидно показывал без пятнадцати пять утра, дабы понять это. Что-то подсказывало, будто сегодня все явно не обойдётся привычным режимом встал – поел – пободрствовал - уснул. Да и Брагинский, что странно, всё ещё лежал рядом, хотя в дни предыдущие русского могло выносить из спальни ещё в три ночи.
- Ты чего так рано? – Пруссия дёрнул плечом и сел на кровати, не желая отвечать на вопрос. В голове упорно билась совершенно непривычная мысль, которую альбинос почему-то озвучил сразу:
- Хочу напиться, – и тут же повернулся к Ивану, смотря серьёзно, даже несколько приказывающе. Россия привстал на локтях, совершенно спокойно глядя на пруссака. Чуть погодя, неопределённо пожал плечами и тоже сел, спуская ноги с кровати.
- У меня похожее желание. Пошли?
- Ты псих! В такую погоду…
- Идти в бар я и не собирался - славно выпить можно и дома, – после этих слов вновь повисла тишина, прерванная спустя минут пять отдалённым рокотом грома и шумом внезапно начавшегося ливня.
Страны разом встали с постели и направились в зал.


Часы показывали пять минут седьмого, когда была открыта первая бутылка водки. Пахнуло характерным запахом, от которого Пруссия чуть поморщился, однако Россия не обратил на это никакого внимания. Прозрачная жидкость почти бесшумно была разлита по стаканам – рюмок почему-то не нашлось. И всё проходило в молчании, что воспринималось сейчас легко, - слова всё равно были лишними и совершенно не нужными в эти минуты.
На столе, помимо скромных закусок и графина с наскоро разведенным клюквенным морсом, по какой-то неведомой причине располагался тринадцатый том Большой Советской энциклопедии первого издания, также здесь присутствовала небольшая салфетка с причудливыми растительными мотивами, вышитыми потускневшими от времени золотыми нитями. Если перевести взгляд вниз, то он натыкался на ковёр, который, кажется, вообще никогда не покидал зала, но был более-менее чистым и застилал все пространство под ногами. Тяжёлые шторы обрамляли просвет окна, а за окном вновь началась противная морось, с особо сильными всполохами молний и следующим за ними грохотом.
Звенящий звук соприкасающихся стаканов казался оглушительным. Водка чуть колыхнулась, несколько капель алкоголя попали на руку. Ну вот кто просил Брагинского наливать до краёв?..
- Только пей всё сразу, не растягивай…
- Ты рехнулся!
- Возможно, но я плохого не посоветую, – от этих слов Байльшмидта чуть не передёрнуло. Как же, не посоветует…
Резкий выдох в сторону и содержимое стакана России исчезло, вылившись в его глотку. Пруссия усмехнулся, в который раз удивляясь поистине странной привычке Ивана – не закусывать, а занюхивать, причём рукавом. Свой стакан пруссак опустошал медленно, получая какое-то мазохистское удовольствие от сжигания слизистой спиртом. Разве что решил всё-таки запить – глотку жгло неимоверно.
Брагинский чуть посмеивался, наблюдая за Байльшмидтом: за тем, как он пьёт, как морщится от неприятных ощущений, как судорожно хлебает морс прямо из графина, и полупрозрачная красная вода порой стекает по подбородку и ниже, – по шее, к ямочке между ключиц. Соблазняющее зрелище, которое хочется созерцать вечно...
- Чего уставился?
- Просто так…


То, что показывали стрелки, стало слишком тяжело понимать: цифры почему-то расползались в разные стороны, перемешиваясь с чёрточками и становясь похожими на иероглифы во всём их великолепии и странности. Попытка понять время по электронным часам потерпела фиаско: цифры прыгали, издевательски мигая режущим взгляд алым светом. Бросив глупые попытки, Гилберт вновь приложился губами к бутылке, и недовольно выдохнул, когда обнаружил, что тара совершенно пуста.
Помутневшим взглядом пруссак осмотрел зал, понимая, что придётся тормошить почти уснувшего Брагинского или же тормошиться самому в поисках того, что можно было бы еще выпить.
- Брагинский… - Пруссия всё-таки решил прибегнуть к первому варианту и потрепал русского за плечо. Россия приоткрыл глаза, чуть усмехнулся и весьма твёрдо спросил:
- Что-то не так?
Байльшмидт молчаливо покачал перед глазами русского пустой стеклотарой, намекая на то, что надо бы и задуматься о продолжении банкета.
- Намёк я понял, но на сегодня хватит.
- Иди нахрен! Я трезв, как стёклышко! – весьма неудачная попытка доказать свою трезвость окончилась красочным падением на Ивана и последующим совершенно случайным поцелуем. «Что я делаю?.. К черту – он всё равно ничего не вспомнит. Как и я…» - Гилберт с трудом оторвался от губ Ивана и, совершенно нагло усаживаясь на колени русского, заявил:
- Покажи мне стриптиз…


Как оказалось, часы показывали уже девять вечера - время пролетело быстро. А за окном всё так же шел этот проклятый дождь, хотя уж лучше бы сразу ливень... Стояла духота, да такая, что нестерпимо хотелось снять с себя рубашку. Или вообще всё …
Гилберт, лениво развалившись на кровати, краем глаза наблюдал за Брагинским, точнее, за его приготовлениями к предстоящему зрелищу. Взгляд то и дело задерживался то на пустой картинной раме, то на едва заметной трещине в потолке, а то и вовсе на собственном кончике носа. «Пора завязывать…» - пруссак тряхнул головой и, рухнув на подушки, недовольно пробурчал:
- Долго...
- Тебе так кажется, – Россия слишком громко хлопнул дверцей шкафа и совершенно естественно начал расстёгивать рубашку: как будто просто ко сну готовился, хотя смотрелось данное действие весьма возбуждающе. Может, просто виной тому алкоголь?..
- А, всё равно долго, – Байльшмидт неприятно изогнул губы в усмешке, сверля взглядом спину Брагинского. Иван вновь усмехнулся и, закрыв тяжёлые бархатные шторы с крупными кистями по краю, развернулся к кровати, уже совершенно равнодушно, без выкрутасов, расстёгивая ремень. Медленно, слишком медленно, но это воздействовало на Гилберта очень сильно.
Тихий звук падения пряжки ремня на пол. Россия всё так же спокойно расстёгивал брюки, а у Пруссии создалось впечатление, что русский специально выводит его из себя. Хотя, Гилберт сам же просил показать стриптиз... Но сейчас это не имело никакого значения - когда медленно накатывающее возбуждение чувствуется всем нутром. И нетерпение. И дикое желание схватить Брагинского за волосы, притянуть к себе и долго, с чувством собственника, целовать в губы.
Мысли материальны порой, и, пребывая в раздумьях, пруссак не сразу заметил, что лежит под русским в одних только боксерах.
- Как?!.
- Ты совсем выпал из реальности? – Брагинский явно издевался - будто ненароком задевал кончиками пальцев напряжённые соски. Гилберт тихо взвыл, яростно схватил Россию за волосы и притянул к себе, чтобы, окончательно обезумев, впиться в эти губы до крови и целовать долго, жадно, не прерываясь, до потери сознания от нехватки воздуха. Плевать, как он будет выкручиваться потом, но сейчас Пруссия не отпустит русского.
И всё-таки алкоголь сыграл не последнюю роль в этом безумии: тело чересчур рьяно отзывалось даже на случайные ласки тёплых ладоней, сердце стучало, словно обезумевшее, а кровь невыносимо долбила в паху, невольно заставляя приподнимать бёдра вверх, прижимаясь к русскому.
- Твою… - пруссак резко выдохнул, пытаясь не застонать, пока Иван столь нарочито медленно стягивал совершенно лишнее сейчас нижнее белье. «Быстрее… ну почему нельзя хотя бы немного быстрее?» - эта мольба читалась только в широко распахнутых глазах Пруссии, ибо губы его были плотно сомкнуты, стараясь не выдавать стоны.
А эта славянская скотина лишь довольно улыбалась, делая все ещё медленнее, выводя все чувства на предел восприятия, когда даже звук сминаемой ткани становится безумно громким, а от ласкового поцелуя в раскрытую ладонь тело будто пронзает током. И хочется требовать, кричать и вопить, чтобы это безумие либо, наконец, прекратилось, либо же продолжилось дальше.
Когда ладонь России крепко обхватила член Пруссии, немец подавился несдержанным стоном и дернулся бёдрами вперёд в попытках как можно быстрее снять напряжение. Но Брагинский лишь вновь улыбнулся и убрал ладонь с возбуждённой плоти, получая в ответ возмущённый вопль:
- Садист!
- А тебе, похоже, нравится быть мазохистом… - нарочито растягивая слова, прошептал около уха Россия самым невинным голосом, заводя этим ещё больше.
Сознательное восприятие реальности постепенно притуплялось, сменяясь калейдоскопом ощущений, которые подавались воспалённому сознанию в преувеличенном виде. Гилберту в какой-то момент показалось, что ещё немного, и он точно потеряет сознание, но мир внезапно вновь стал реальным от весьма ощутимой боли.
- С-сука… - на большее не хватает сил - горло будто сдавил обруч из крепкого железа, и вместо слов вырывались только хрипы. Иван, словно извиняясь за содеянное, мягко поцеловал Пруссию в губы, но не остановился на этом, ведя дорожку поцелуев вниз, к шее. Спустя ещё несколько секунд русский начал двигаться, с каждым толчком исторгая с губ Гилберта тихий стон, замаскированный под выдох.


Безумие усиливалось, ощущение реальности вновь пропадало, оставляя рвущее всё на своём пути дикое удовольствие. Кусать плечо, царапать широкую спину и стонать, стонать так, чтобы этот чёртов русский тоже сошёл с ума, чтобы тоже застонал от всего происходящего. Толчки становились всё резче и быстрее, а облегчения всё не было: возбуждение лишь нарастало, в глазах всё плыло, и хотелось не то, что кричать, – орать во всю глотку. И уже нельзя сказать наверняка, пьян ли был Пруссия или уже трезв, - времени прошло предостаточно…
Крепкое объятие, картинка смазывается и вот уже пруссак сидит верхом на русском. Ощущения усиливаются, и с губ вновь срывается стон, что тонет в губах России. Вновь крепко стиснуть пальцами плечи, будто нет ничего более реального вокруг, жадно ответить на поцелуй и двигаться, двигаться… Остервенело качать бёдрами, извиваться в крепких руках, лишь бы знать, что все это скоро закончится.
Скоро… да когда же оно наступит, это волнительное «скоро»?.. Наступит, обязательно наступит, а пока Гилберт безумно улыбается на мгновение, слыша довольный стон Ивана и чувствуя, что тело ломает судорогой, что мысли совершенно уходят, оставляя одно яркое слепящее пятно, что из горла вырывается сдавленный крик и реальность совершенно пропадает на эти несколько секунд…


Когда ощущение мира возвращается, Пруссия понимает, что лежит на Брагинском, а тот мирно спит, крепко прижимая к себе тело пруссака. «Как ребёнок…» - внезапный прилив нежности вылился в переполненный чувствами поцелуй в скулу, после которого неожиданно стало стыдно. Гилберт вновь устроился поудобнее на Иване и довольно улыбнулся. Взгляд случайно зацепился за циферблат будильника; Байльшмидт тихо усмехнулся и вновь закрыл глаза, довольно урча.


Без пятнадцати пять утра.

@темы: Россия/Пруссия, R, fanfiction

---

Стена

[[Мастер добрых дел]]

Я выкладывал этот фик когда-то на главном соо по Хеталии, но хочется, чтобы он был и на тематическом тоже. Надеюсь, что верно проставил тэги.

Автор: Арен-тян aka  [Мастер добрых дел]
Бета: уважаемая  _bitch
Фэндом: Axis Powers Hetalia
Название: Стена
Рейтинг: R
Жанр: ангст, романс
Статус: закончено
Персонажи/пары: Россия/Пруссия, Германия
Предупреждение: слэш, немного жестокости, POV
Дисклеймер: все - Химаруи Хидеказу
Тайминг: конец Второй Мировой, возведение Берлинской стены

читать дальше

@темы: Россия/Пруссия, с участием иных персонажей, R, fanfiction

---

Враг его простил.

[тов.Молотов]

Название: Враг его простил.
Автор:  Ди Реген.
Пейринг: Россия | Пруссия.
Жанр: ангст.
От автора: без рейтинга и без такового смысла.

Написано на  Хеталийский Рандом.

Мой враг? Почему мне не встать?
Не дрогнули плечи, и рук – как нет…
…На грудь мне легли цветы.
Прости, сказал он мне,
Прости, и - спокойно спать!
Я тот, кто сумел пережить вас всех,
Теперь я умею прощать.
Хорошо, мой враг, ответил я,
Хорошо, да – я буду спать.
Как одуряюще пахнут цветы…
Спасибо. Пора умирать. ©

Враг его простил.

Зимой здесь всегда холодно. Снег спрессовывается в огромные непрозрачные глыбы и застывает по обе стороны от тропинки, будто напрашиваясь на то, чтобы нашелся какой-нибудь художник, умеющий превратить кусок льда в произведение искусства. Но человеку, идущему вглубь кладбища, сейчас не до того. Он сосредоточен, светлые брови нахмурены, и он не замечает даже, как колют лицо мелкие-мелкие резные снежинки. Широкий легкий шарф полощется на ветру, и вокруг мужчины, кажется, создается снежный кокон, из которого выбивается только этот несуразный кусок ткани, пробивший брешь в буране. Это ведь всего лишь буран – легкий вихрь снега, до того круживший над городом, а сейчас же переместившийся на пригород.
Ощущения холода нет – вообще почему-то ничто не чувствуется сегодня, как будто снег укрывает все эмоции слишком сильно, делая замертво-бледной и ярость, и грусть, и тоску, и даже радость, коль уж та не смогла его растопить.
В руках он держит четыре цветка – четыре солнца на длинных стебельках. Ему кажется, что подсолнухи здесь не уместны, и лилии смотрелись бы в этом королевстве снега и смерти куда лучше, но где же их сейчас возьмешь?
Вот он. Отшлифованный кусок мансуровского гранита, белого, как и все вокруг. К его подножию легли цветы, крупные и сочные, спустя мгновение занесенные бурным снежным потоком. Спустя мгновение – и они такие же мертвые, как и все вокруг. Один только мужчина еще жив – он протягивает руку, стирает перчаткой тонкую хрупкую ледяную корочку с надгробия и долго, неотрывно смотрит, будто пытаясь прочитать что-то в мертвых, застывших глазах.
Иван каждого своего врага помнил до мелочей, а этого – особенно. И красные глаза, будто блики крови, – ведь он был альбиносом – и кортик на поясе, похожий на семейную реликвию, - наверное, он похоронен вместе с носителем – и черную форму, и начищенные сапоги, и… Брагинский тряхнул головой. Слишком богатое воображение – или же хорошая память. Русскому кажется, что все его мысли материальны – они, как тонкие разноцветные нити, сплетаются в образ, ткутся, меняя форму и уплотняясь.
И вот, спустя мгновение – перед ним молодой мужчина, стоит у надгробия, прислонившись к нему бедром. Скрещенные на груди руки говорят лучше всяких слов. Образ нечеткий, немного размытый, будто бы за ним видно все то же кладбище, только без границ, вне этой реальности, в которой лежат на постаменте укрытые снегом подсолнухи. Там их нет, там все мертво, и нет никого солнца – даже тускло-зимнего, не пробивающегося сквозь снежную пелену.

- Ну и чего надо? Что за веник? Мог бы и получше чего сообразить, - привычные слова, только нет в них насмешки. Усталость, немного обиды, посмертная бравада – куда он без нее? Уголки бледных губ чуть подрагивают, то ли готовые опуститься еще больше в гримасе боли, то ли – исказиться в неприятной, холодящей улыбке.

От его слов по коже продирает морозом. Иван наклоняет голову и чуть качает ею: и сам не знает, зачем пришел, почему вытащил из вазы на столе эти цветы. Так что тут ответишь? Холода он не боится, но все же не по себе становится от чужого дыхания. Ледяного. Мертвого. Оно касается щеки и кажется, остается в воздухе ледяными кристалликами. Мутной пеленой между ними. Разве они могут понять друг друга?
- Прости меня.

А в ответ – дикий хохот. От него лопаются капилляры под кожей, и звенит в ушах. Он дробится, множась и отскакивая от ледяного мрамора надгробий, и возвращается, оседая на плечах Брагинского хлопьями снега. Мертвым живых не понять, хотя… Чего ждут мертвые, чья жизнь оборвалась, но жива еще душа? Измельчавшая и день за днем теряющая крохи живой силы. Холодная и проскальзывающая сквозь пальцы – живая душа мертвого человека.

Это была простая война. Просто… просто в этот раз не повезло ему, а Иван выжил, уцелел. А мог бы и сам лежать здесь, укутанный и обласканный бурей, с усмешкой на губах и горькой желчью в словах. Мог бы, но почему-то вышло именно так, и ему больше нечего сказать, кроме как повторить:
- Прости меня.

И прусс снова смеется. Ему весело, что перед ним извиняется человек, который в его смерти виноват не больше, чем все остальные. Просто этот другой – с загадочной иноземной душой, непонятной скупым европейцам. Русскому проще извиниться за себя – и за других, хоть бы одному из них стало спокойнее. Чтобы он упокоился и перестал приходить во снах.
- Хорошо.

Иван не ослышался, это правда. Враг не держит на него зла. За границей смерти они уже больше не враги, потому что нельзя сравнивать таких разных людей – павших и выживших солдат. Они разные, и непохожие, как снежинки. Одинаковые снаружи, и, при этом, чуждые друг другу внутри.
- Правда?

- Правда. Прощай.
Он тает, сливаясь со снежным вихрем, уносящим его вверх, под купол серого неба. Здесь невыносимо холодно и губы едва заметно дрожат. Греются укрытые снегом подсолнухи. Его простили. Это было не сложно. Стоило только попросить.

- Прощай.

@темы: Россия/Пруссия, PG-13, fanfiction

---

Sleeping sun

[Skyriver]

Название: Sleeping sun
Автор:  Skyriver
Бета:  Лэрт Раота
Пейринг, Персонажи: Россия/Пруссия, упоминается Германия и другие страны
Рейтинг: R - общий
Жанр: angst, OOC, Drama
Состояние: в процессе
Дисклеймер: Не мое
От автора: Против того, чтобы утаскивали без спросу.

Гилберт занимался своим излюбленным делом, а именно - красовался перед зеркалом. Старинным трюмо, которое прусс вытребовал у Ивана с угрозами и укорами, что он-де совсем не заботится о тех, кто оказал ему честь жить в одном доме с ним.
Сам Брагинский зеркала не любил, как заметил Байльдшмидт. Их практически не было в доме, только одно небольшое и прямоугольное в ванной и это, в его комнате. Кстати, даже когда русский приволок трюмо, он обмотал его какой-то длинной тряпкой, как будто боялся случайно увидеть свое отражение в нем, и сейчас, когда оставался в комнате альбиноса на ночь, набрасывал на зеркало простыню, а чаще просто утаскивал Гила к себе, едва переступая порог его комнаты.
Впрочем, Великий отвлекся. Зеркало было добротным, нигде не треснувшим, хотя ворочал его Брагинский, втаскивая сюда, как мешок, и отлично отражало подтянутую фигуру Байльдшмидта. И, вроде бы, он нисколько не поменялся с времен Тевтонского ордена, разве шрамов на порядок больше стало, но… Но что-то было уже не так. И это ему сильно не нравилось. Изменения были, только не внешние. Они происходили внутри. С тех пор как прусс оказался тут, в доме Ивана, прошло много времени. Он яростно ненавидел своего тюремщика, презирал, рвался на свободу, сдирая кожу с рук, стискивал зубы от бессилия, после каждой проваленной попытки, замирал, оказавшись к кольце его рук, непривычный к подобного рода нежностям. Все это было так долго и так ярко, что, казалось, даже стены впитали его эмоции, осев невесомыми следами на потолке, стенах и полу. Он привык, смирился и уже не буйствовал, выдирая куски своей самостоятельности из рук Брагинского, не угрожал, не требовал. В этом не было толка, ведь этот русский давал ему все сам. В пределах допустимого, конечно же.
Все проходит. Даже ненавистное имя вызывает лишь краткую вспышку раздражения, сменяющегося глухой тоской.
«Прошлое не вернешь, не так ли?» - одними губами прошептал альбинос, до боли вглядываясь в свое отражение, пытаясь понять, что же не так стало в нем. Нет, он не сломался, такого не случится и через миллионы лет. Он… приспособился.
Когда брат в последний раз приезжал, то, едва взглянув на него, Людвиг сказал, что он обрусел. Первым желанием после услышанного было, не церемонясь особо, дать ему в морду, но прусс сдержался, чтобы не портить встречу. Видимо, скрыть недовольство ему не удалось, так как Германия потом с заминкой добавил: «Шутка!» Но осадок остался.
Шутка, да… В каждой шутке есть доля правды… И слово-то такое гадкое подобрал – обрусел. Как будто бы на Гилберта напялили шарф и дали бутылку водки в руки. Черта с два! Никогда Великий не утратит своей уникальности и индивидуальности, и не будет похож на этого неуклюжего медведя Брагинского. Лучше умереть!
Повторив это пару раз про себя, Байльдшмидт уже было начал успокаиваться, как вдруг внезапный стук в дверь комнаты заставил его отшатнуться от зеркала и голос Ивана оповестил, что обед готов. Негромко ругнувшись, так чтобы за дверью ничего не услышали, Гилберт еще раз взглянул на себя и отворив царственным, небрежно-ленивым жестом дверь, прошел на кухню.
Забившись в угол и усевшись на старую скрипучую табуретку, прусс стал качаться на ней, ожидая, когда Брагинский подаст на стол суп. Вскоре мимо него проплыла тарелка со щами и опустилась на стол. Глянув вниз на ее содержимое, Гил привычно вздохнул. Тарелка была наполнена до краев горячим супом. В этом деле русский был всегда очень серьезен и кормил, как говорится, на убой. Доев тарелку, (последние ложки, несмотря на то, что это было не в первый раз, шли нехотя и через силу) разомлевший альбинос откинулся назад. А Иван поднялся и забрав грязные тарелки уже ставил для себя второе и готовил для Байльдшмидта чай, который утверждал, что если его еще чем-нибудь попытаются накормить, он лопнет. Брагинский всегда обслуживал Гилберта за столом с тех пор, как они стали жить вдвоем, и как подозревал прусс, даже испытывал какое-то странное удовольствие от этого процесса. В чем оно заключалось, он тоже не понимал, что, впрочем, не мешало ему пользоваться этим.
Чай, сахар, варенье, сушки и белый хлеб на столе. Альбинос лениво помешивал чай, ожидая, когда Иван добьет свою порцию и нальет себе тоже чашку. Отпив глоток обжигающе горячего напитка, Байльдшмидт вновь уставился на русского. Не нравился Великому вид его сотрапезника, ой, как не нравился. Мешки под глазами, взгляд рассеянный, устремленный в никуда. Такой вид у него был только тогда, когда в государстве образовывались проблемы, много проблем. Интересно, что на этот раз…
С получением информации в России у него было туговато. Телевизор Гил не смотрел, его раздражало обилие русской речи, которое выливалось оттуда. Ему казалось, что если он начнет смотреть или слушать этот паршивый ящик, то забудет, а то и еще хуже - разучится говорить по-немецки. Пруссу вполне хватало Брагинского с его внезапными приступами словоохотливости, которые накатывали на русского вечерами. Лежа в постели, он часто любил рассказывать о сущей ерунде вроде полей с ромашками или запуске нового спутника с Байконура. Хвастался как ребенок, заставляя Байльдшмидта вспоминать маленького Германию, который точно также хвастался прочитанной книгой о военной тактике. Обычно устав от этого, альбинос громко фыркал, выражая высшую степень презрения к той информации, которую пытался донести до него Иван и натягивал одеяло до подбородка, всем видом показывая, чтобы его Величество больше не тревожили по пустякам. Только вот на Брагинского это действовало совсем по-другому. Он тихо смеялся и прижимал к себе Гилберта, который сразу же начинал сердито сопеть, но не вырывался, махнув рукой на причуды и странности русского.
Так вот, о чем это он? Ах, да. Дела явно идут не блестяще. Спрашивать Пруссия не хотел, все равно русский ничего ему не скажет, улыбнется как обычно и промолчит, а то и глупость какую-нибудь подумает, типа, что Байльдшмидт заботится о нем. Ни хрена подобного, просто Великий должен знать, что с кем, когда и где происходит в стране, в которой живет. Мало ли опять америкашка придет и начнет донимать Ивана. Славянин после таких визитов целый день ходит нервный, почти в неадекватном состоянии и с краном. Виноват этот выкормыш Англии, а расхлебывать кому? Естественно, Величайшему.
Наконец, не выдержав, альбинос сказал в пространство, как бы ни к кому не обращаясь:
- Холодно сегодня.
- Ась? Да нет, что ты. Это еще не холодно. Ты замерз? Хочешь погрею? – подхватил повисшую реплику Брагинский. – Только мне через пару часов отлучиться надо, а пока я свободен.
Но Гила не так-то просто было сбить с толку.
- Брат сказал, что идет какое-то глобальное потепление. Только вот у тебя не фига не тепло.
- У меня эпоха похолодания началась. Хотя Джонс и Киркланд мне вовсю пророчат, что меня затопит. Льды тают на полюсах, воды в Мировом океане прибавится. Придется повыше забраться, но не волнуйся, мы с тобой не пропадем.
- А страна?
- И страна тоже. Люди у меня, может, и не самые богатые, зато находчивые. Вот только разберусь с… - на этом русский осекся и, окинув его извиняющимся голосом, повторил:
– Не волнуйся.
- Да кто тут волнуется? - презрительно скривился прусс, поняв, что откровенности сегодня не дождется.
Прихватив с собой кружку с чаем, он перешел в гостиную и плюхнулся на диван. Отпив немного, альбинос скривился и поставил кружку на маленький столик. Чай совсем остыл, став еще гадостнее.
Спустя какое-то время с кухни донесся звук льющейся воды. Иван, видимо, уже убрал со стола и теперь мыл посуду.
Откинувшись на спинку дивана, Байльдшмидт задумался о том, что могло послужить поводом для беспокойства для Брагинского. Вряд ли это кто-то из других стран. Пришлых, кроме, конечно, Америки, русский осаживает на раз-два. Хотя, реакция тут явно не такая. Значит, опять его народ дурит.
Гилберт всегда удивлялся, как такой могучий и стойкий во время войны народ, может быть таким расхлябанным и маяться идиотизмом в мирное время.
За этими мыслями он совсем не заметил, как русский пришел к нему и очнулся уже тогда, когда протестующе заскрипели пружины дивана и прогнулась обивка под массивным телом. Иван положил ему голову на колени и проницательно уставился на него. Минут пять они сидели молча, прежде чем русский в свою очередь нарушил тишину.
- Гилберт, если ты хочешь что-то узнать, тебе придется менять свои методы добычи информации на более современные.
Байльдшмидт раздраженно дернул плечом, даже не думая отрицать или опровергать его слова.
- Ты сам себя запираешь. Я давно не ограничиваю твою свободу, – похоже, ободренный его молчанием, Брагинский решил опять начать свои пропагандистские речи. – Нет ничего плохого в том, чтобы знать, что происходит в мире. Ты же сам уверял всех, что рано или поздно завоюешь этот мир. А как ты собрался это сделать, если даже не знаешь, что произошло за последние пятнадцать лет.
Не дождавшись ничего в ответ, русский тяжело вздохнул и поднялся.
- Тебе не обязательно смотреть все, что там показывают, - Иван положил пульт от телевизора рядом с ним и, обойдя диван, обнял его за шею, чмокнув в затылок. – Новости идут в начале каждого часа. А большой обзор лучше всего смотреть в девять. Я пошел. Ужин в холодильнике, не забудь подогреть его.
Нахмурившись, прусс неподвижной статуей сидел, покуда в тишине не раздался звук хлопнувшей двери. Ушел.
Вздохнув, альбинос покосился на черный пульт лежащий рядом. На часах было почти без пятнадцати три. Глядя, как секундная стрелка раз за разом описывает круг, он, поджимая губы, изредка косился на пульт, как будто бы это было мерзкое насекомое. Наконец, в комнате раздался гулкий бой часов. Гилберт провел пальцами по гладкой поверхности пластмассы и брезгливо одернул руку. Ну уж нет! Не дождетесь!
Передислоцировавшись в ванную, он долго, раз за разом намыливал руки, пытаясь избавиться от странного ощущения неправильности происходящего. Затем, включив воду на полную мощность, прусс стал набирать ванную, и залез туда, чтобы согреться. Байльдшмидт долго лежал в ней, бездумно глядя в потолок. Когда вода остывала, он вновь добавлял горячей и ложился, пока все это не осточертело.
Поскольку полотенца он не взял, пришлось вытереться маленьким для рук. Натянув на себя одежду, альбинос пошлепал на кухню и поставил чайник. Слишком холодно и пусто было находиться в квартире одному. Можно, конечно, было выйти на улицу, но он не хотел. Связку запасных ключей Иван уже давно сделал для него, только Гил еще ни разу не воспользовался ей. Не хотел. Дубликат так и висел на гвоздике у входной двери ни разу не использованным.
Почаевничав, Пруссия стал бесцельно слоняться по квартире. Задержавшись у полок с книгами, он провел пальцами по корешкам. Золотая коллекция классики, трепетно хранимая Брагинским, фактически национальное сокровище. Байльдшмидт помнил тот случай, когда он назло Ивану хотел порвать одну из книг. Это был один из тех моментов, когда он видел славянина по настоящему в ярости. Русский в два счета выхватил книгу у него из рук и отвесил ему такую затрещину, что альбинос с трудом удержался на ногах, да и то, потому что рядом была стена. Позднее тем же самым вечером Россия подозрительно спокойно, уже без злости, объявил, что у Гилберта переизбыток активности, который надо лечить. Ага. Вылечил, блять, называется. Да так, что прусс до вечера следующего дня не мог подняться с кровати. С тех пор к книгам Гилберт не прикасался, кто знает, как бы отреагировал их хозяин на это.
За окном уже стемнело, а Брагинский все еще задерживался, что за ним довольно редко замечалось. Плюнув на все, Байльдшмидт отправился в свою комнату и, разложив кровать, забрался под одеяло. Тишина давила своей безмолвностью, плотным пологом вися над ним. Альбинос нервничал, вертелся с боку на бок, невольно прислушиваясь, не зазвенит ли ключ неподалеку, чтобы потом раздался тихий щелчок открывающегося замка, и можно было спокойно уснуть.
Упорно вслушиваясь в ночь, он не заметил, как сон накрыл его.

«Еле слышный хруст возвестил об еще одном сломанном ребре. Бьет, не сдерживаясь и нисколько не жалея, сука. И сил нет ответить. Совсем нет, иначе он давно б уже поднялся и врезал в ответ. Рот наполнился сладковатым привкусом железа, смешиваясь со слюной. Кажется, еще и внутреннее кровотечение открылось. Он констатировал это механически, почти не ощущая тела. Только чертов холод бетонного пола, пронизывающий до самого сердца.
Приподняться на локте, стоило большого усилия, куда большее потребовалось, что бы поднять голову и посмотреть на него снизу вверх. Смотрит в ответ. Бесстрастно так, не говоря ни слова.
Гилберту кажется, что он вот-вот скажет что-то унизительное или презрительное, но русский молчит. И это… пугает. Куда сильнее, чем эти удары сапогами с размаху под ребра. Лучше бы сразу избил до полусмерти, но нет, тот никуда не торопится. Бьет с расчетом и после каждого удара останавливается, как будто ждет чего-то. Извинений что ли?
Незаметно для себя Пруссия усмехнулся и тут же закашлялся, рвано хватая ртом воздух, когда последовал еще один удар. Видимо, Брагинский заметил усмешку.
- Вы хоть понимаете, что наделали? – неожиданно раздалось сверху.
- Почти стали богами! – с вызовом в голосе ответил прусс.
- Нет, вы чуть не стали настоящими дьяволами. Хотя, может и стали, ведь Люцифер был свергнут на землю.
- Сравниваешь меня с Дьяволом? Это лестно, – хрипло засмеялся Байльдшмидт. – А ты, должно быть, ангел? Защитник сирых и убогих?
- Сволочь фашистская, – с некоторым удивлением в голосе произнес Иван. – Все никак не успокоишься? Считаешь, что вас никто не должен был останавливать?
- Да я просто уверен в этом. Жаль, у нас с братцем немного сил не хватило. И было бы наоборот. Мы бы сейчас из вас выдавливали кишки напополам с кровью.
Лицо русского ожесточилось. Он сел на него сверху, придавив к полу и сдавил рукой шею Гилберта.
- Да. Убей меня, – Пруссия даже не думал сопротивляться, громко смеясь ему в лицо. Не было смысла сопротивляться. Никто не придет на помощь, значит надо лишь расправить плечи и гордо посмотреть в лицо этой лиловоглазой бестии.
- Ну, уж нет. Убить тебя, было бы слишком просто, – Брагинский ослабил хватку, но руку с шеи не убрал. Неужели задумал очередную гадость? – Я хочу, чтобы ты понял.
- Понял что?
- Боль, страх, ужас – все то, что ты сполна дарил другим людям. Я хочу, чтобы ты сам испил эту чашу до дна. Я хочу видеть, как ты растоптанный, сам будешь просить меня о смерти.
- Не дождешься. Ты себя явно недооцениваешь, – презрительно ответил ему альбинос.
Нельзя, нельзя никому признаваться в том, что ты боишься. Особенно себе. Только тогда ты станешь бесстрашным.
- Посмотрим… - бросил Иван, неторопливо расстегивая его форму.
- Что ты делаешь, ублюдок? – удивленно спросил Байльдшмидт, попытавшись приподняться. Рука русского чуть сильнее сжалась, возвращая его обратно. Сам Брагинский молчал, не считая нужным давать ответ, столь я очевидным действиям. На лице непроницаемая маска, как будто он изображал из себя монаха-инквизитора, готовившегося к пытке несговорчивого еретика. Распахнув полы кителя, русский переключил свое внимание на ремень брюк, когда Гилберт попытался ударить его, чтобы сбросить с себя. Слишком слабо, и ответный удар в солнечное сплетение на несколько мгновений выбил воздух из легких, заставляя судорожно вдыхать и выдыхать, не сопротивляясь. А Иван времени не терял и, вытащив ремень, перехватывает руки альбиноса, связывая запястья, затем упирается рукой в грудь и смотрит внимательно глаза в глаза. Давит. Больно».

Ощущение того, что его грудную клетку упало что-то тяжелое, выдернуло Байльдшмидта из сна-воспоминания. Открыв глаза, альбинос опустил взгляд и уперся им чью-то лохматую макушку. При свете уличного фонаря, волосы Брагинского отливали золотом.
Вернулся. Слава Богу… Или дьяволу? Шальная мысль пробила голову, едва прусс вспомнил, ЧТО ему снилось. Сон, только сон. Как же давно ему не снились сны, а теперь вот приходят. Тогда первые месяцы были особенно тяжелыми. Сдаваться никто не хотел, и они были как звери, запертые в одной клетке на двоих. Разница была только в том, что Иван мог уходить из нее, а он нет.
Тихонько вздохнув, Гилберт осторожно провел по мягким прядям, вызвав у спящего русского незамедлительно ответную реакцию. Иван стиснул альбиноса в объятьях так, как будто боялся, что тело в его руках исчезнет. Еще несколько раз погладив Брагинского, Байльдшмидт, мало-помалу успокоившись, вновь заснул, уже без сновидений.

@темы: Россия/Пруссия, с участием иных персонажей, R, fanfiction

---

Напросился-3

[Бика-химе]

Название: Напросился-3, или "Последнее "прости"
Пейринг, персонажи: Пруссия, Россия, Беларусь, Украина, Литва, Латвия, Эстония.
Автор: Бикочу
Бета: нет
Рейтинг: PG
Жанр: яойный юмор
Размер: мини
Саммари: последняя часть истории про Гилберта-натурала
Дисклеймер: не мое.
От автора: это чистой воды извращенный стеб,не воспринимать всерьез!))
Предупреждение: Вы не поверите, но Гилберт все еще натурал. Почти...

Часть 1

Часть 2

Обстановка в доме Брагинского напоминала похоронную. В углу рыдала Наталья Орловская, иногда тихо всхлипывая и начиная что-то неразборчиво, но очень злобно шептать, Латвия, удобно устроившись между грудей Украины, грустно вздыхал, а сама Ольга вытирала глаза платочком и шмыгала носом, что грозило в скором времени перерасти в потоп не хуже беларусского. Эстония был хмур, сосредоточен и одет во все черное, нервно покусывал губы и постукивал пальцами по красивому резному комоду восемнадцатого века – почти единственной антикварной вещи, которую удалось сохранить. Все зеркала по приказу хозяина дома были завешены, а сам Россия в соседней комнате чем-то печально шуршал и периодически горестно вздыхал. От этих вздохов рыдания Беларуси становились еще надрывнее, стук пальцев еще громче, а атмосфера еще напряженнее.
А Гилберт Байльшмидт пытался попасть в петлю. Что значит – зачем? Ну, Англия же успокаивает нервы вышивкой, а он чем хуже? Правда, у неусидчивого немца это выходило из рук вон плохо: вместо намеченного изначально рисунка – красноглазого кролика, греющегося на солнце, выходил окровавленный труп этого самого кролика, под подозрительно ласково улыбающимся подсолнуховым светилом. Гилберт исколол себе уже все пальцы – обстановка давила. И все бы ничего, да только вот причиной всеобщего траура и вообще корнем вселенского зла в данной ситуации считали именно его.
В комнату, сгорбившись, вошел Иван. Все тут же притихли, даже Наталья перестала лить слезы и только смотрела на любимого братика огромными заплаканными глазами, выражающими всю боль и скорбь беларусского народа. Россия окинул собравшихся совершенно несчастным взглядом, горько вздохнул, прошел к подоконнику, вытащил из вазы еще не успевший завянуть букет алых роз и бросил их в мусорную корзину под столом.
- Все равно они никому не нужны…
Беларусь разразилась новым сильнейшим потоком слез, вошедший Литва взял за локоть Брагинского и повел из комнаты, метая глазами молнии, а Гилберт в очередной раз укололся иголкой и, найдя свое занятие в данной ситуации абсолютно бесперспективным, раздраженно отшвырнул пяльца куда-то в угол, чем обратил на себя внимание всех собравшихся. Стараясь не сосредотачиваться на ненавидящих взглядах, он встал и подошел к окну, наблюдая за резвящимися на дереве сороками.
Снова вошел Россия, прошелся по комнате, взял с дивана забытый там свой черный пиджак, повесил на руку и, не говоря ни слова, покинул комнату.
Наталья уже не рыдала и даже не всхлипывала – любимым ножом она вырезала на столе «Иван» и обводила сердечком.
Гилберт кипел. Что за цирк вообще?! Проблемы с головой у Брагинского должны были оставаться только его проблемами, при чем тут он, Великий?! Почему он вообще должен подчиняться каким-то минутным желаниям этого психа-переростка, у которого детство еще ни в одном месте не отыграло?! Мерзкий внутренний голос тут же подсказал, что «минутное» желание, растянувшееся на несколько столетий – все-таки чуточку слишком даже для Брагинского, но вступать в такой ситуации в конфликт с самим собой Гилберт посчитал просто абсурдным. Нет, и все тут.
- Ну… Я пошел. Не поминайте лихом, знайте, что Россия любит вас… - раздался голос от двери и Байльшмидта как током ударило. Он обернулся. У выхода с небольшой сумкой у ног стоял явно пытающийся улыбнуться, но при этом подозрительно быстро-быстро моргающий Брагинский, неловко переминающийся с ноги на ногу и старающийся не смотреть никому из собравшихся в глаза.
- Не пущу!!! – кинулась ему в ноги Наталья. – Не уходи, Ванечка, любимый, на кого же ты нас оставишь, а что потом будет? – причитала Беларусь, обнимая колени Брагинского.
Но Россия молчал и ничего не говорил, только грустно улыбался, что окончательно убеждало всех в тщетности ее попыток. Орловская вскочила, подбежала к ближайшему трюмо и сорвала с него покрывало.
- Посмотри на себя, братик! Ты такой красивый, как мы без тебя будем? Не уходи, прошу тебя, давай поженимся, заведем ребятишек…
От зеркала Россия отвернулся, закрывая лицо шарфом.
- Прости, Наташа. Но видеть себя я больше не могу. Что бы я ни делал – все не так, что бы ни сказал – все не то… - на лице Гилберта играли желваки. - …Поэтому не надо меня останавливать, родная. Все будет хорошо, вы с этим справитесь. А я… - фиолетовые очи наполнились слезами. – Ну а что я? Я все равно не то, что нужно…
Последний всхлип Натальи, в последний раз сжатый кулак Литвы, последняя прощальная улыбка и последнее «прости» Прусской гордости.
- Да черт с тобой, выйду я за тебя замуж, только, пожалуйста, не надо менять пол!!!

@темы: Россия/Пруссия, с участием иных персонажей, PG-13, fanfiction

---

Напросился-2

[Бика-химе]

Название: Напросился-2, или "Я устал вам говорить, что я натурал!"
Пейринг, персонажи: по просьбам трудящихся Австрия/Пруссия, также намек на Россия/Пруссия, присутствуют Польша и Литва
Автор: Бикочу
Бета: Альфред-онии-сан
Рейтинг: PG
Жанр: яойный юмор
Размер: мини
Саммари: об азартных играх, принцессах и героях.
Дисклеймер: Химаруя и Шекспир)
От автора: это чистой воды извращенный стеб,не воспринимать всерьез!))
Предупреждение: Австрия косплеит Америку, а Гилберт все еще утверждает, что натурал.

Часть 1

Родериху не нравилась ситуация в которой он оказался. Она была просто отвратительна, но еще сильнее несчастного Эдельштайна пугала собравшаяся компания и их занятие. Конечно, любой бы испугался, увидев в полутемной каморке, освещенной единственной свисающей с потолка лампочкой и крохотным окошком, находящимся высоко под потолком, таких неприятных типов как Брагинского, Лорийнатиса и Лукашевича, старательно пялящихся в набор карт.
- Поднимаю, - ровный голос России, его нежная полуулыбка и мягкий взгляд лиловых глаз могли вызвать дрожь даже у самого психически крепкого человека. Австрия нервно сглотнул и потер вспотевшую переносицу.
- И я, - усмехнулся Польша, бросая в банк еще пару фишек. Достоинства Родерих не разглядел, но, судя по довольной физии Феликса, блефом тут и не пахло.
Темнота в углу нервно задергалась.
- Я пас, - Литва бросил карты на стол.
- Значит, мы с тобой доигрываем, - Иван Брагинский так и лучился счастьем.
- Не томи, чувак, выкладывай карту, - презрительно бросил поляк и скривился. Следующая открытая масть явно могла спутать все его планы.
Родерих шмыгнул носом и понял, что пора что-то делать – ждать дальше не было никакой возможности. Он даже с такого расстояния чувствовал напряжение и панику, растущие в темном углу комнаты.
Стараясь сопеть как можно тише, Эдельштайн, аки ниндзя в ночи, отлепился от того самого высокого окошечка, осторожно переступил ногами по карнизу и глянул вниз. Причины последнего действия он не понял абсолютно и в следующее мгновение уже проклял и себя, и Брагинского, и Лукашевича, но еще больше – вечную великую занозу в заднице, из-за которой его аристократичное величество и оказалось сейчас на высоте второго этажа, изображая из себя Бэтмэна «Начало». Только вот на человека-летучую мышь Австрия точно не походил. Его тонкой душевной организации претили подобные эквилибристические эксперименты, и он пообещал себе, что это совершенно ТОЧНО в последний раз, что больше он никого и никогда спасать не будет, тем более всяких там…
- Ну, я герой и все такое, - перекрестился Родерих - на ярком примере Америки он понял, что такая мантра иногда помогает, и сиганул вниз.
…Гилберт Байльшмидт кусал бантик. Посасывал, облизывал и совершал другие действия эротического характера, явно провоцируя алую атласную ткань ответить взаимностью, однако лента была непоколебима, за что Пруссия про себя обозвал ее фригидной стервой – еще ни одна особа женского пола не отказала ему, Великому! Ну, Венгрия не в счет, она глупая и не оценила его великолепную, почти античную красоту. А вот лента не поддавалась. И все бы ничего, даже Гилберт бы успокоился и быстро забыл об этой маленькой неудаче, но дело было в том, что бантик-то был НА НЕМ, и держала эта красная гадость ЕГО! Связали, сволочи, по рукам и ногам, превратив его в подобие гигантской колбасы, еще и бантик на самом рту сделали – ну конечно идея Феликса, кого же еще! Обидевшись, что розовой ленты не нашлось, гадкий поляк решил хоть так выместить свою извращенную фантазию и смеялся, глядя в гневно сверкавшие глаза Байльшмидта, расправляя складки на бантике. Литва только стоял в сторонке и снисходительно посмеивался, созерцая такую картину, а Россия… Пруссию передернуло. Брагинский с самой невинной физиономией поигрывал краном и… Да, собственно, больше он ничего не делал – одного этого было достаточно.
А сейчас сидят вон, в карты играют… Его, Прекраснейшего, на кон поставили. Гилберт бы растерзал их голыми руками, будь он свободен. Или обложил бы самыми лестными и звучными эпитетами, какие только могли найтись в немецком языке. Но он не мог издать ни звука, не говоря уже о том, чтобы куда-то двинуться. Байльшмидт мог только сидеть в темноте и ждать, кому же выпадет честь взвалить его несравненную тушку на плечо и с видом победителя прошествовать к себе… Куда? А это куда не повезет. Если в Литву – относительно неприятно, но жить можно. В Польшу – от этой мысли захотелось зарычать. В Россию… От ЭТОЙ мысли захотелось повеситься. Прямо здесь, на этой самой ленточке. И качаться, жизнерадостно помахивая бантиком.
Беда была в том, что Гилберт, сам неплохой игрок в покер, прекрасно понимал расстановку сил – карты Польши ему были хорошо видны, а Литва спасовал… В руках у Лукашевича были валет и дама, на столе лежали десятка и король. «Надеется на стрит*» - подумал Гилберт, в очередной раз тяжело вздыхая и безуспешно пытаясь освободить затекшие руки. «Если сейчас будет туз – идти мне к ляхам. Ничего, я этого Лукашевича заставлю собственного пони сожрать, но жить у него не буду, ни при каких карточных раскладах». Только вот карт России Гилберт видеть не мог. Он иногда ловил на себе его внимательный, пронизывающий лучистый взгляд от чего хотелось не просто выть, а лезть на стенку. Кажется… Твою мать. Мгновенно облившись ледяным потом, Байльшмидт увидел, как на поцарапанную, когда-то лакированную, а теперь грязно-полосатую от трещин поверхность стола, опускается пиковый туз. Победительная усмешка Лукашевича. Невинное лицо Брагинского. И приоткрывшийся от удивления рот Лорийнатиса. Да Пруссия бы и сам потерял челюсть. Впервые в жизни он видел флэш рояль**. И почему-то это его совершенно не порадовало. Безумной гусеницей забился он в углу, пытаясь освободиться, или убиться хоть обо что-нибудь головой – тоже неплохой результат. А Россия только развел руками – так, мол, получилось, не виноватый я…
«Пи**ец котенку, не будет больше срать…» - пронеслась паническая мысль в голове Гилберта, когда Россия, поднявшись, некоторое время не мог решить, в какую руку схватить его, а какой держать кран, и несколько раз перекладывал свой инквизиторский аксессуар из одной ладони в другую. Потом он, наконец определившись с ориентацией сторон, легко подхватил коврообразного Байльшмидта под пузо и, весело насвистывая какую-то неизвестную мелодию, двинулся прочь из комнатки. Торис злобно фыркнул, Феликс показал «фак». А уже попрощавшийся с жизнью Байльшмидт в руках России обвис грустной сосиской.
Качаться и зарабатывать морскую болезнь в захвате Ивана оказалось недолго – снова какая-то полутемная, зарешетченая каморка и полное отсутствие мебели.
- Это чтобы ты тут не разбил себе голову ни обо что, - заботливо произнес Россия, осторожно складируя выигрыш в угол и ослабляя связывающую ленту, освободив Байльшмидту рот. Пруссия тяжело задышал, но ничего не ответил, лишь грозно сверкнул глазами. Иван расстроено покачал головой.
- Ну что ж ты несговорчивый такой… Ладно, потом побеседуем… - он поднялся. – Завтра. Сегодня еще тут ночуем, а с утра уезжаем. Тебе придется полюбить новый дом, Гилберт… - он улыбнулся, а Байльшмидт злобно сплюнул. В глазах Ивана промелькнула тень. – До завтра, - он резко развернулся и вышел. Послышался скрежет замка и шаги, затем все стихло.
- Не дождешься, - за неимением возможности вытянуть руки, Пруссия попытался изобразить «фак» из языка, но получилось у него это не очень. – А что еще полюбить? Тебя? Натурал я, натурал, сколько говорить… - горестные стенания прервал тихий шорох и Байльшмидт насторожился. Что это еще за новость? Литва или Польша не согласны с проигрышем и пришли его добить по принципу «так не доставайся же ты никому»? А шорох продолжался. Еще через несколько секунд раздался щелчок, довольное хмыканье, и взору Пруссии предстал Родерих Эдельштайн, в самой геройской позе, какую только можно было позаимствовать у того же Америки.
- …а колготки-то зачем одел? – только и мог от шока выдавить из себя пленник, глядя на нежданного посетителя. Австрия стушевался и опустил руку с оттопыренным большим пальцем от лица. Кажется, сценарий со счастливой, освобожденной из лап злодеев красавицей, не прошел. «Красавица» сидела на полу, ехидно пялилась на «прекрасного принца» и гнусно ухмылялась, при любом оправдании готовая покатиться громко ржать.
- Собирайся, - только и смог буркнуть австриец, развязывая пресловутую ленту.
Все так же хитро поглядывая на своего спасителя, но не проронив ни слова, Байльшмидт быстро выпутался из красного бантика и встал, сделав несколько взмахов руками и наклонов в стороны, разминаясь. Австрия нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
- Шевелись давай, нас в любой момент засечь могут, а он тут о пользе спорта вспомнить решил.
- Заааткнись, - протянул Пруссия и подтолкнул его к выходу. – Ты вот когда за своим роялем сутками сидишь, у тебя что, задница не затекает? Ну вот, то-то же.
Темнота коридора давила и заставляла сердце биться где-то у горла. Родерих протер платочком (а какой же настоящий принц ходит без платочков, вдруг внезапно принцессу спасать, а она плакать же будет, благодарить…) запотевшие от напряжения очки. Байльшмидт за спиной раздраженно засопел и ткнул его в бок кулаком, отчего Австрия охнул, гневно сверкнул глазами и быстро двинулся по коридору.
Нет, они даже беспрепятственно вышли. Да, такое бывает. Нет, на полпути их не встретили конные русские витязи, и им не пришлось пробиваться себе дорогу к спасению силой, кулаками и градусом Пруссовского обаяния. Да, Австрия спас Байльшмидта, совершенно без его просьбы и вообще по собственным туманным альтруистическим началам. Но, черт подери, НЕТ, Пруссия не захотел почему-то вешаться на шею Родериху с радостными воплями освобожденной принцессы. Вместо этого он криво усмехнулся, хлопнул того по плечу и, стараясь держаться темноты, зашагал дальше от дома.
- Эй, стой! – Родерих давно уже не был так обескуражен. – А как же… - даже в темноте было видно, как он покраснел.
- А как же что? – Гилберт обернулся, все так же ухмыляясь.
- Ну, я же герой… - это было произнесено очень тихо, Пруссии чтобы расслышать, пришлось сделать шаг в его сторону и наклонить голову на бок.
- Не плагиатствуй, - погрозил ему пальцем Байльшмидт. – Это не твоя фраза. Хотя тебе, конечно, спасибо. История запомнит, как однажды, рафинированный эстет Австрия протянул руку помощи Величайшему из живущих на этой грешной земле. О тебе обязательно напишут в учебнике, может даже посвятят тебе пару абзацев… Да и я тебя не забуду, может когда-нибудь и послушаю этого твоего… как его… ну этого…
- Шопена, черт тебя подери! – не выдержав подобного издевательства, вскричал Родерих, в два шага оказался рядом и запечатал болтливый Прусовский рот жадным поцелуем… Продолжавшимся, к его великому сожалению, всего пару мгновений.
Отчаянно отплевываясь и вытирая рот рукавом, Гилберт шарахнулся от него, как от огня, впечатался спиной в дерево, наступил на куст, переломал множество веток и, кое-как удержавшись на ногах, уставился на Австрию ошалелыми глазами, медленно пятясь назад.
- Ты какого… творишь?! – таким шокированным Родерих его еще никогда не видел, но попытался исправить ситуацию и вернуть все в приемлемое сценарию положение.
- Ты был в плену? Был. Я тебя спас? Спас. Значит, ты – прекрасная принцесса, а я – еще более прекрасный принц, сейчас ты должен меня поблагодарить за спасение, и часа через два мы отправимся дальше в мой замок, где поженимся, нарожаем кучу детишек и будем жить долго и счастливо до конца дней своих.
У Гилберта Байльшмидта не дергался глаз, когда ему прилично в свое время доставалось от Венгрии. У Гилберта Байльшмидта не дергался глаз, когда на руках Ивана Брагинского оказался флэш-рояль. У Гилберта Байльшмидта все-таки случился нервный тик.
- Ты в своем уме? – изумленно выдохнул он, подошел к австрийцу и пощелкал пальцами у того под носом. – Во-первых, запомни: самый прекрасный и великий здесь я, так что в этом море даже носа не высовывай. Во-вторых, каких сказок ты перечитал, прежде чем одеть колготки и отправиться меня спасать? В-третьих – у меня уже язык скоро отсохнет повторять, что я натурал. Ферштейн?
Но Австрия, казалось, всю эту вдохновенную речь пропустил мимо ушей – он заворожено следил за движениями Пруссии, жадно ловил взглядом скользнувший по губам язычок, отметил на руках новые ссадины и порезы, которые так и тянуло поцеловать и лизнуть, чтобы заживали быстрее…
- Короче, ты… А ты и не слышишь. Ааа… - Гилберт махнул рукой и, развернувшись, пошел прочь, вскинув руку в прощальном жесте.
Австрия впервые в жизни почувствовал такую обиду и ярость.
- Убью.
…Иван Брагинский спал очень чутко, и от удара в окно мгновенно проснулся и сел на кровати.
- Мне неспокойно, - грустно пожаловался он крану.
- Тоже мне, прекрасная принцесса… - горькие австрийские слезы впитывались в платок.- О, женщины, вам имя – вероломство!

*стрит - пять последовательных карт.
** флэш рояль - пять старших последовательных карт одной масти.

@темы: Россия/Пруссия, с участием иных персонажей, PG-13, fanfiction

---

Напросился-1

[Бика-химе]

Название: Напросился
Пейринг: Россия/Пруссия
Автор: Бикочу
Бета: Альфред-онии-сан
Рейтинг: ну, R скорее.)
Жанр: яойный юмор
Размер: драббл
Саммари: однажды Гилберту захотелось...
Дисклеймер: не мое. внезапно.
От автора: это чистой воды извращенный стеб, писалось в подарок.)

— Оооо… еще, сильнее… дааа… — громкий протяжный стон вырвался из общей тональности вздохов и тихого шипения, лежащий выгнул спину и подался назад, отдаваясь во власть сильных и нежных рук.
— Так хорошо? Нравится? – Россия усмехнулся и провел ладонями по раскрасневшейся коже.
— Очень, продолжай… — Пруссия нервно выдохнул и заерзал, устраиваясь поудобнее.
Иван жадным взглядом окинул так доверчиво и открыто раскинувшегося под ним прусса. А посмотреть действительно было на что – чуть приоткрытый в немом стоне рот, язычок быстро-быстро скользит по губам, слизывая выступающие капельки пота, глаза сияют шальным блеском, красные отметины от его собственных пальцев ярко выделяются на светлой коже… Байльшмидта хотелось сначала облизать всего, потом долго и с чувством трахать, а после этого посадить под замок и никуда и никогда от себя не отпускать. Брагинский с самого начала бесконечно изумился, когда услышал просьбу Гилберта. Довериться, разрешить именно ему (ему, ему первому!) столь деликатное дело… Мир определенно сошел с ума, но Россию это полностью устраивало. Услышав просьбу и боясь, что Пруссия передумает, Иван быстро схватил того за руку и потащил в спальню, где мгновенно сорвал с него одежду и толкнул на кровать.
— Ты чего там, заснул? – услышал Россия язвительное ворчание, оторвался от размышлений и хищно облизнулся.
— Как скажете, Ваша Светлость… — мурлыкнул он и резко дернул Пруссию за бедра на себя, в следующее мгновение нажимая большими пальцами на плечи, заставляя резко вскрикнуть, выгнуться и широко распахнуть глаза.
Россию такой вид «великого и ужасного» распалил еще больше, Гилберт уже и сам начинал жалеть о своей минутной слабости и длинном языке.
…Движения Ивана были сильными, размеренными и четкими. От каждого толчка Гилберт стонал, шипел и пытался вырваться и уползти, но Россия держал крепко.
— Ты куда? Сам напросился, терпи теперь.
Пруссия скулил и сверкал глазами, стонал и грязно ругался, подсказывал темп и шептал, как же ему хорошо… В конце он просто зашипел сквозь зубы, выматерился на немецком и обессилено распластался на скомканных простынях.
Через некоторое время, полежав и отдышавшись, Байльшмидт со стоном поднялся.
— Я в душ. Надо же смыть все это… — он скептически оглядел себя, поднялся и собрал с пола разбросанную одежду. – Но массаж делать я больше к тебе не пойду, — Байльшмидт показал язык. – Ты какой-то садист и в принципе подозрительный извращенец, — он прищурился. – Мне показалось, ты хотел меня трахнуть, чудище сибирское, — сурово погрозил пальцем. – Не мечтай даже. Я вообще натурал.
В закрывшуюся дверь прилетела подушка, а Иван на кровати устало рассмеялся и поморщился. В паху от напряжения все начинало болеть, и Россия подумал, что впредь ни за что не поведется на предложение Пруссии «постонать под тобой».
— Натурал он, ишь ты, ага… Это мы еще посмотрим, — он умильно улыбнулся двери, а где-то в ванной Гилберта Байльшмидта внезапно пробило на холодный пот. – В следующий раз я тебе предложу пива попить. На моей территории…

@темы: Россия/Пруссия, R, fanfiction

---

[Бика-химе]

Название: Огни
Пейринг: Россия/Пруссия (точнее, Ваня/Гилберт, наши дни)
Автор: Бикочу
Бета: Альфред-онии-сан
Рейтинг: G
Жанр: зарисовка, меланхолия, точнее сказать не могу
Дисклеймер: не мое. внезапно.
От автора: терзают смутные сомнения относительно характеров и ситуации в принципе. А читать желательно под

вот это вот

Огни за спиной сливались в одну длинную светлую полосу, постепенно превращающуюся в ярко-белую точку. Километры расстояния, отделяющие его от цели, так же исчезали под упрямством шипованных шин на холодной, обледенелой осенней дороге. Он любил расстояния. Любил дорогу. Любил километры и окружающие картины кадрами за стеклом. Стоит чуть отвлечься от вождения и повернуть голову – и каждый раз новая история новых людей откроется перед глазами. И пусть даже не людей, пусть не очень новая история однообразного леса и скучных болот - все равно. Нельзя в одну воду войти дважды, так же как и нельзя повторить моменты жизни, пусть это всего лишь зашелестевшее листьями на ветру дерево.
Но он так же и ненавидел расстояния, особенно когда они сливались в неопределенного времени ожидание до одной-единственной встречи. И каждый раз задаваемый самому себе вопрос «Зачем?»…
Иван Брагинский переключил передачу со второй на первую и притормозил у придорожной чебуречной. Серебристая, похожая на ледяную птицу БМВ мягко зашуршала шинами, ломая обледенелую грязь обочины. Почему-то для поездки сюда Россия выбрал именно эту красивую немецкую машину, а не поезд или даже самолет. «Объездил-таки!» - насмешливо хмыкал Англия и отворачивался. Иван только пожимал на это плечами и слабо улыбался. У России было много разных предрассудков, но машиностроение никогда не входило в их список.
Иван Брагинский ехал в Калининград. Янтарный свет городских фонарей становился все ближе.
Пепельница щетинилась ежиком смятых окурков – официанты почему-то не спешили ее менять, хотя народу в кафе было всего пять человек: какие-то двое молодых людей у окна тихо переговаривались, очень коротко стриженный парень кутал в палаткоподобную куртку вишневого цвета свою подругу, цепляя молнией ее густые каштановые волосы, от чего девушка возмущенно попискивала, а парень явно готовился в скором времени огрести по рукам. И Иван. А еще были усталая, клюющая носом продавщица и бомж, притулившийся по ту сторону стекла на бетонном подоконнике Калининградской забегаловки. Но их на тот момент сложно было назвать людьми – практически недвижимость. А Россия и не заметил, когда ушли рабочие зала. Да, даже у них максимум двенадцать трудовых часов…
Затяжка – выдох. Иван посмотрел на часы. Секундная стрелка мерно отсчитывала очередные шестьдесят делений, странно активная для ноября муха почти ей в такт отсчитывала шажки по желтоватому пластику не очень чистого стола. А Россия считал окурки и количество заданных самому себе «зачем?». Сколько раз он уже приезжал сюда и так ни разу и не дождался того, ради кого и преодолевал, собственно, многие сотни километров дороги Москва-Калининград. Конечно, можно было приволочь силой. Но для этого было необходимо найти эти самые моральные силы в себе самом, а Иван на эту ситуацию уже давно мог только грустно улыбаться и отводить взгляд.
Затяжка – выдох. Секундная стрелка явно издевалась, Иван практически реально видел, как она изгибалась и цеплялась кончиком за предыдущее деление, ехидно при этом усмехаясь серединкой циферблата. Россия не выдержал и показал ей язык. Противная стрелка показала в ответ – все друг друга поняли. Кофе давно остыл и булькал в неустойчивом пенопластовом стаканчике исключительно декорацией – пить такую бурду холодной было равносильно самоубийству, поэтому Иван с опаской отодвинул гремучую смесь на край стола, где она закачалась опасной ловушкой.
Затяжка – выдох. Интересно, когда у него кончатся сигареты? Россия, хмурясь, разыскивал по карманам последнюю пачку треклятого Мальборо, пристрастившись к этой американской радости после падения железного занавеса, когда Альфред, лучась улыбкой, аки змей-искуситель, протянул ему первую сигарету из красно-белой пачки. Конечно, Иван тогда кашлял, а зловредный Джонс иудой вился рядом и приговаривал, что это только сначала так неприятно, потом понравится… Чертов американец оказался прав, только вопрос не в том, что понравилось, а в том, что зависимость. Россия вздохнул и щелчком выбил из найденной пачки первую из трех оставшихся сигарет, смяв докуренный почти до фильтра окурок последней.
Затяжка – выдох. Оконное стекло бликовало ночными фонарями и огнями автомобильной трассы. Удивительно, оно даже не запотело, хотя снаружи было относительно холодно, а внутри относительно тепло. Иван поплотнее закутался в шарф. Да, Россия остается Россией, пусть даже это и… хм. Чертовы часы. Секундной стрелке откровенно хотелось набить морду. Иван прислушался. Даже учитывая шум улицы, было отчетливо слышно злорадное тиканье. Тиканья Россия не любил. Оно сразу напоминало ему о временах распада. Тогда, сидя один в доме по ночам и смотря в противоположную стену невидящими глазами, или пытаясь читать, запивая горечь еще более горьким крепким чаем, единственным звуком в доме оставались большие настенные часы в прихожей. Казалось бы, они должны были разгонять глухое колючее одиночество, однако еще сильнее давили своим размеренным счетом. Их громкое тиканье отдавалось эхом от стен коридора, а в стену комнаты летела кружка с недопитым чаем. Но даже после этого часы были громче.
Затяжка - выдох… Иван поморщился. Курить сил уже не было. Прошло уже несколько часов, как он сидит в этой мелкой кафешке, торгующей курами-гриль в качестве деликатесного блюда. Нет, это уже бред, пора прекращать эти странные безнадежные попытки. Ожидание, растянувшееся на годы, так ни к чему ни разу и не приведшее, ожидание, ожидание, ожидание… Ивану каждый раз хотелось ругаться, беситься и снова, как раньше, заставить согнуться под своей волей.. «выгнуться под собой…» Иван помотал головой и выгнал прочь жаркую картину воспоминания. Заставить исполнять свои желания, закричать от боли… «застонать от удовольствия…» Нет, это уже решительно никуда не годилось. Россия встал, пластиковый стул скрипнул по выложенному плиткой полу, а продавщица вскинулась, как разбуженный на посту часовой, и осоловело заморгала опухшими глазами.
- Доброй ночи, - слегка улыбнулся Иван и толкнул дверь кафешки. Холодный ветер тут же забил дыхание обратно в легкие.
Фонари светили все так же, машина стояла на положенном ей месте, даже сигареты нашлись в ближайшем киоске. Брагинский оперся о холодный капот своего БМВ и посмотрел на небо, наплевав на кашель и в очередной раз затягиваясь сигаретой. Тучи, да. Слегка оранжевые от фонарей, пронизанные сеточкой мелких ветвей придорожных лип.
Когда он опустил голову, то не смог даже улыбнуться, просто стоял и смотрел. А с противоположной стороны дороги ему в глаза так же глядел человек с пепельно-белыми волосами. Иван не видел четко, но знал, что глаза молодого человека были ярко-алыми. Он не смог ничего сказать, мог только сесть и засмеяться, прислонившись спиной к колесу и отмахиваясь от любых попыток поднять себя на ноги, в итоге сдавшись и просто сжавшись в комок в чужих объятиях, сидя на холодной земле в компании с колючей поземкой, ломкими желтыми листьями, еще не до конца прикрытыми зимним ковром, и Гилбертом Байльшмидтом. Интересно, он всегда так опаздывает, или просто забывает?

@темы: Россия/Пруссия, fanfiction

---

Я решила поскидать сюда все, чтобы потом далеко ходить не надо было

[Бика-химе]

Название: Колыбельная
Автор: Бикочу
Персонажи: Россия, Пруссия, мельком весь Союз.
Жанр: ангст
Размер: мини
Рейтинг: G
Дисклаймер: отказываюсь.
От автора: писалось по заказу  Iambang, которая хотела примерно такую штуку.
Саммари: Распад СССР

Россия мягко улыбался и смотрел на раз за разом открывающуюся и закрывающуюся дверь. Точнее, открывающуюся, чтобы закрыться. Спины. Улыбки, шальные глаза… Свобода, радость… Пустота. Одиночество. У Ивана Брагинского не получалось мыслить адекватно, только вот так, отдельными фразами и понятиями. Почему-то ему казалось, что сложи он в целое предложение «они», «ушли», «ты», «теперь» и «один», то сердце просто разорвется.
Он стоял в коридоре и наблюдал, как один за другим покидают их бывший общий дом те, кого он считал своей любимой семьей. Вот поправляя очки и сдержанно улыбаясь вышел Эстония, крепко сжимая в руке портфель с документами – конечно, подписание суверенитета… Вот, оскалив зубы, намеренно громко хохоча и хлопнув дверью вышел Латвия. Интересно, он подрастет когда-нибудь или останется таким же маленьким? Вот, не оглядываясь, выбежал Литва… « - Польша, Польша, я вернулся!» - по крайней мере, он постарался, чтобы этот разговор никто не услышал, и кто виноват, что Иван тогда просто проходил мимо? Пожалуй, он был единственным, кого Россия отпускал с пониманием и светлой печалью. Ведь уходил Торис не от кого-то, он уходил к кому-то.
Сестры ушли одновременно. Помялись в дверях, Наталья что-то сказать хотела… Ольга ее только за рукав потянула, она расплакалась, да и у старшенькой глаза на мокром месте были… Хорошие они, как там в одиночку справляться-то будут? А вдруг обидит кто, а защитить и некому… Дверь снова открылась и закрылась, в доме стало тихо.
Иван лег на пол и закинул руки за голову. Белый потолок. Ему казалось, что если сейчас этот потолок рухнет на него, то на нем останется отпечаток застывшей улыбки. Посмертной маски. А он так и останется лежать, погребенный под грудой обломков и все так же будут улыбаться неизвестно чему холодные мертвые губы. В принципе, это совершенно не разнилось с его нынешним моральным состоянием. Хотя, в отличие от того же Франциска, он не боялся, что небо – в данном случае, потолок, упадет ему на голову. Главным страхом России всегда был холод. Но там, где одиночество, холодно всегда.
Бивший в окно ровный белый свет заливал огромную комнату, еще утром наполненную голосами, а сейчас пустую и заставляющую сжиматься от такой же гигантской тишины, и выход в коридор, где и лежал Россия. Подлая память услужливо подкинула картины общего прошлого, щедро сдабривая их личными иллюзиями Ивана, от чего те становились еще более идиллическими.
Вот играющие в «города» Латвия с Литвой - развалились на диване, пьют чай и громко смеются, а Эстония, которому помешали разгадывать кроссворд, деланно хмурится и грозит им пальцем.
Шарф Оленька подарила… И ничего, что попросила за это Киевскую Русь, для нее не жалко. Не замерзла бы сама только.
Наталья… маленькая, красивая, всегда такая серьезная – думала, если будет так себя вести, то понравится любимому братику и тот женится на ней. Глупенькая. Разве мог он жениться на сестренке?..
Дверь снова громыхнула.
- Лежишь? – раздался сверху хмурый голос и над Иваном, уперев руки в бока, навис Гилберт Байльшмидт, красноглазый альбинос Калининград, победитель в номинации «самый отвратительный характер» да и просто очень тяжелый случай. Очень – потому, что самым тяжелым все-таки был и остается Америка. Но такое уже не лечится.
Улыбка стала еще шире, фиолетовые глаза распахнулись. Иван резко поднялся, похлопывая себя по карманам, и извлек из складок пальто короткую цепочку с тускло поблескивающим на ней черным тевтонским крестом.
- Немножко забыл. Раз уж сегодня такой день… - растерянный голос и чуть подрагивающая рука, протягивающая крест. Перед глазами Ивана поплыли круги, он пошатнулся, видя, как Байльшмидт, словно завороженный, наблюдает за возвращаемой собственностью. Вправо-влево. Как маятник в руке качается. Останься. Язычок нервно и быстро скользнул по резко пересохшим губам, а в алых глазах загорелся такой знакомый огонек долгожданной свободы. Россия мысленно усмехнулся – нет, не похож Гилберт на прибалтов. Он хуже. Маятник качается, рука подрагивает. Не останешься, точно. Рука Байльшмидта резко выбросилась вперед и выхватила крест. Кривая ухмылка.
- Я передам привет Райвису, - церемонный поклон и вскинутая в прощальном жесте ладонь. – Шарфик береги.
Дверь открылась и снова закрылась. Россия не сразу сообразил, откуда перед глазами столько черных точек. А потом понял, что забыл вздохнуть. И резко сел на корточки, обняв себя руками. Он судорожно хватал ртом воздух, посмеивался, скулил… В стену полетела подаренная Олей на один из Дней Рождения большая напольная ваза.
Резко распахнувшаяся дверь заставила Ивана разразиться очередным приступом нервного хихиканья вперемешку со слезами.
- Передавать привет ходил?
- Да, блин! – разъяренный Байльшмидт мгновенно оказался рядом и отвесил Брагинскому звонкую оплеуху. Голова Ивана мотнулась в сторону, пушистые русые волосы паутинкой прилипли к мокрым глазам. – Ты, скотина, еще раз приравняешь меня к этим своим ненаглядным прибалтам, я тебе голыми руками шею сверну! – Пруссия рычал и шипел, а Россия никак не мог взять в толк – в чем же он, собственно, провинился? Ведь Гилберт так хотел свободу…
- А ты же ушел? – непонимающий взгляд и полное отсутствие системы в голове.
- Да простит меня Дева Мария, - перекрестился Гилберт, поцеловал уже надетый крест и, размахнувшись, заехал России в челюсть. Не дожидаясь, пока тот сообразит, что же сейчас произошло, Байльшмидт сгреб его за шиворот, перехватил поудобнее и потащил волоком к столу. Иван схватился за душивший воротник, засучил ногами по полу и захрипел, но немец держал крепко.
- Пей! – Гилберт схватил фляжку со стола и практически насильно начал вливать ее содержимое в рот России. Иван задыхался, сплевывал, половина проливалась на одежду… - Пей, я сказал!
- Гилберт! – с мольбой.
- Заткнись, болван, и пей!
Сколько водки осталось на одежде, сколько выпил Иван, сколько пролил на пол Пруссия… Фляжка была закинута в дальний угол, Ивана трясло, как в лихорадке, он судорожно вцепился руками в Байльшмидта, не то плача, не то смеясь…
- Не прогоняй меня. Захочу – сам уйду, - он крепко прижал к себе Россию.
- Ааааааа!!! – истерика Ивана достигла своего пика, он сорвался на крик, и обнимающий его Байльшмидт зажмурился, не переставая поглаживать его одной рукой, а другой закрывая России глаза.
- La-le-lu, nur der Mann im Mond schaut zu, - слегка подрагивающий и неуверенный голос Пруссии и немецкая речь заставили Ивана замолчать и прислушаться.
- Wenn die kleinen Babies schlafen - drum schlaf' auch du, - теплое дыхание на шее, и кто-то рядом, кому он, изверг Брагинский, был, оказывается, еще все-таки нужен. Усмешка на тонких губах. – Запад когда маленький был… - он махнул рукой, как будто это все объясняло и, повинуясь внезапному порыву, поцеловал Ивана в макушку. – Я с тобой буду.

La-le-lu,
vor dem Bettchen stehеn zwei Schuhе,
die sind genau so muede,
gehеn jetzt zur Ruhе,
dann kommt auch der Sandmann -
leis' tritt er ins Haus,
sucht aus seinen Traeumen
dir den schoensten aus.
La-le-lu,
nur der Mann im Mond schaut zu,
wenn die kleinen Babies schlafen -
drum schlaf' auch du

@темы: Россия/Пруссия, с участием иных персонажей, fanfiction

---

Баннеры и дизайн

[Россия/Пруссия]

Добрый волшебник сообщник  Alu: ) сделала для [Russia x Prussia] три баннера: тяжелый и два бюджетных, за что ей большое спасибо. Партия вас не забудет, если вы не будете забывать партию!
Не забудет и за дизайн для сообщества Претензии к дизайну, если таковые имеются, просьба высказывать и не стесняться.

<div align="center"><a href="http://pay.diary.ru/~madnesslove" target="_blank"><img scr = <a target="_new" href="http://keep4u.ru"><img src="http://ib1.keep4u.ru/b/2011/06/08/91/9102b9c6c2232e2c5c1fd9e1486dcc43.png"></a></a></div>

<div align="center"><a href="http://pay.diary.ru/~madnesslove" target="_blank"><img scr = <a target="_new" href="http://keep4u.ru"><img src="http://ib1.keep4u.ru/b/2011/06/08/86/865f23c75ea78cb0243522310469c856.gif"></a></a></div>

<div align="center"><a href="http://pay.diary.ru/~madnesslove" target="_blank"><img scr = <a target="_new" href="http://keep4u.ru"><img src="http://ib1.keep4u.ru/b/2011/06/08/d3/d30c296e6e771815ae469d4e2a3d89a5.jpg"></a></a></div>

<div align="center"><a href="http://pay.diary.ru/~madnesslove" target=_blank><img src="http://static.diary.ru/userdir/2/4/5/8/2458972/68685585.jpg"></a></div>

@темы: организационный момент

---

Вопросы и предложения.

[Россия/Пруссия]

Отдельная тема для вопросов, предложений и жалоб на организацию сообщества.

@темы: организационный момент

---

Правила сообщества

[Россия/Пруссия]

Данное сообщество посвящено миру и персонажам аниме и манги "Axis Powers Hetalia" - России и Пруссии, Ивану Брагинскому и Гилберту Байльшмидту соответственно. Реальные страны не имеют отношения к описываемым событиям, но не забывайте, что данный фандом держится на творческом переосмыслении мировой истории и реальной политики.

Людям, неадекватно реагирующим на материалы гомосексуального характера, настоятельно рекомендуется покинуть сообщество.

ОБЩИЕ ПРАВИЛА
1. Мат в любой форме запрещен.
2. Оскорбления участников сообщества запрещены.
3. Оскорбления в адрес администрации караются баном. Если вы чем-то недовольны в устройстве сообщества, можете высказать это в специальной теме без перехода на личности.
4. Реклама, не относящаяся к тематике сообщества, строго запрещена.
5. Правила @дневников здесь тоже имеют силу.

ПРАВИЛА ПУБЛИКАЦИИ МАТЕРИАЛА
1. Изображения (больше одного) и фанфики обязательно должны быть спрятаны под кат (тег [*MORE][*/MORE]).
2. Фанфики и арт высокого рейтинга в обязательном порядке закрываются как "Материалы для взрослых" и открываются только для участников сообщества.
3. Правильное оформление произведений. (касается фанфикшена)

Правильное оформление шапки:
Название: полное и правильное название фика
Глава № если фик написан по главам, указывается цифрой
Автор (Переводчик): указывается полный ник автора со ссылкой на дневник, никаких: я, мя и проч.
Бета: указывается полный ник беты со ссылкой на дневник, наличие беты является обязательным
Персонажи (Пейринг): не состоящие в любовной связи персонажи перечисляются через запятую; если между героями предполагаются любовные отношения, то имена пишутся через знак "/"
Рейтинг: выставляется в соответствии с маркировкой (G,PG-13? R и т.д.)
Жанр: выставляется в соответствии со следующим списком, вольное толкование и комментарии не допускаются
Состояние: закончен или в процессе написания/перевода
Дисклеймер: здесь Вы отказываетесь от прав на исходник и его героев, указывать обязательно
От автора: это единственный пункт, где Вы можете дать собственный комментарий по тексту

@темы: организационный момент