Tale Quale
Автор: Skyriver
Бета: Лэрт Раота, |Ed|
Заказчик: |Ed|
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Иван Брагинский, Гилберт Байльдшмидт и еще мелькают
Рейтинг: PG-13
Жанры: романтика, АУ, может кто-то для себя найдет немного юмора
Дискламер: Не претендую
Предупреждения: OOC
Статус: закончен
Размещение: По личной просьбе или ссылку на мой дневник.
Драббл 1.
Все там под катом
Первое сентября - это не праздник! Такую истину для себя вывел Гил и с честью собирался пропустить это знаменательное событие, в отличие от своего брата Людвига. Ну, какой толк, идти в незнакомое здание, чтобы познакомиться с толпой малолеток, с которыми придется еще одиннадцать лет сидеть в одной комнате. Совершенно бесполезное занятие! Поэтому он сидел и играл в новую стрелялку, которую принес ему Тони, ровно до тех пор, пока мать не согнала его с места, заставив одеваться.
Через пятнадцать минут мучительно-медленных переодеваний и поисков гастука, который так и не нашли, (в том, что галстук был спрятан им под кровать, Байльдшмидт сознаваться не собирался), мальчик был готов и вместе с братом отправлен в школу. Поскольку родители уже собирались уезжать в очередную командировку, то они, под честное слово обоих братьев, что те дойдут до школы, отпустили их без сопровождения.
С ненавистью пиная мешок со сменкой, Гилберт медленно тащился позади брата и мелкого плаксы и прилипалы Феличиано, который уже давно бегал за Людвигом, с детского сада, наверное. Букет после размахивания им по сторонам, тоже перекочевал к брату, который сам забрал у него цветы с сердитыми словами: «А розы-то в чем виноваты?». Из-за явного нежелания идти, дорога в школу была похожа на скучную пытку.
У школы уже толпилась куча народа, состоящая из детей и их родителей. То и дело туда-сюда сновали мелкие детки и раздавались крики: «Куда ты пошел? Стой рядом со мной!».
Оставив выяснения обстоятельств педантичному брату, Байльдшмидт ринулся в толпу, где только что промелькнули его друзья Франц и Тони.
Пробежав площадку перед школой вдоль и поперек, немец так и не смог узнать, куда испарились его друзья. Скиснув на некоторое время, Гил еще недолго побродил в толпе взрослых, пока не увидел Хедервари. Еще одного своего товарища по играм, правда, бывшего товарища. Буквально за месяц до сегодняшнего знаменательного события, он узнал, что товарищ на самом деле, не он, а она. И вот Элизабет в туфельках и в юбочке сейчас стояла с хлюпиком Родериком, мелким пианистом, которым очень гордились его родители. Причину такой гордости Байльдшмидт не понимал, поэтому при любом удобном случае старался задеть или на худой конец стукнуть этого очкарика.
Только Гилберт хотел подкрасться к ним сзади, чтобы дернуть Хедервари за волосы и отвесить пинок Эдельштайну, как внезапно проход к ним загородил какой-то мальчик с огромным портфелем за спиной. Он как-то странно крался вперед, пригнув высокую голову и попеременно оглядываясь по сторонам. Но немцы так просто не сдаются и Байльдшмидт подойдя к нему, пихнул того пальцем в спину там, где заканчивался портфель.
- Уйди с дороги, дылда!
Испуганно дернувшись, парень повернулся к нему и облегченно выдохнул.
- А я думал, Наташка меня нашла. Ты кто? Меня Иван Брагинский зовут, я в первый класс иду. Ты тоже? – улыбнулся Гилу поистине странный обладатель не менее странных фиолетовых глаз и русой копны волос.
- Я - Гилберт, но ты можешь звать меня просто Великий! – ляпнул немец первое, что пришло в голову, и уже после понял, какую чушь сморозил.
- Просто Великий? – хихикнул русский и, увидев, как стремительно краснеют щеки Байльдшмидта, подавил еще один смешок и, протянув ему ладошку, ответил:
– Приятно познакомиться. Давай дружить?
- Да кто с тобой дружить захочет, дылда? – с ненавистью прошипел Гил, с силой ударяя по протянутой руке. Желание провалиться сквозь землю от стыда, уже успешно трансформировалось в злобу пополам с презрением. Глядя, как медленно увядает улыбка Брагинского, немец злорадно ухмыльнулся. Не один он теперь глупо выглядит.
- И подходить и разговаривать со мной даже не думай! Я с такими, как ТЫ, не общаюсь! – добивающим ударом сказал он, удовлетворенно наблюдая за сменой выражений лица у Ивана. Растерянное, прямо-таки невинное, сменилось обиженным и еле сдерживаемыми слезами в глазах.
Еще раз презрительно фыркнув, Байльдшмидт развернулся и с гордым видом прошествовал прочь, уже забыв о своих коварных планах на венгерку и австрийца. По пути к брату его наконец-то уже сами нашли друзья. А дальше снова началась скукота… Линейка, какой-то напыщенный мужик вещал о школе, как о рае на земле. Гилберт не слушал, он толкал в бок Тони, рассказывая тому, какой он молодец и уже прошел половину игры. Затем были три урока, на которых их учитель сначала знакомился с ними, а потом пытался учить их писать и считать.
Кстати, тот дылда Брагинский попал в класс вместе с Байльдшмидтом. Только вот рядом с ним постоянно вертелись две девчонки. Другие мальчики к нему не подходили, а если он сам к ним приходил, то старались отвязаться побыстрей от него, поскольку все уже практически были знакомы до школы и сформировали свои компании, куда доступ русскому был закрыт. Хотя нельзя сказать, что он сильно рвался туда, просто слишком часто можно было увидеть Ивана идущего в одиночестве домой. В такие минуты Гил изредка жалел его, но приглашать его или даже разговаривать с ним не пытался. Этот русский сам виноват!
Драббл 2
Смахнув капли пота со лба, Великий пробежал еще несколько шагов и, развернувшись, неспешным шагом пошел к физруку, успокаивая дыхание.
- Байльдшмидт, молодец. Улучшил результат на пару секунд. Следующий, пошел!
Самоуверенно оглядев уже пробежавших, немец показал язык Альфреду, который пробежал те же сто метров с худшим результатом. Не сдержавшись, Джонс тут же помчался к учителю с просьбой дать ему еще одну попытку. Хмыкнув, Гилберт уже собирался, было уйти в раздевалку, как сзади раздался знакомый голос.
- Эй, Гилберт! А я быстрее тебя пробежал! – улыбаясь, подошел к Байльдшмидту Иван.
- У тебя просто ноги от ушей растут… - недовольно дернул плечом Гил, поворачиваясь к нему. И с хера ли этот русский лезет к нему хвастаться своим результатом?
- Или кто-то просто медленно перебирает своими короткими ногами…
- Нарываешься, Брагинский? – мгновенно ощетинился немец, сжав кулаки.
- Нет, что ты… – снова эта идиотская улыбка, которую так хочется стереть с его лица. Желательно кулаком. Только вот драться на глазах у физрука, он же не дурак. А так, подловить его, что ли где-нибудь и расквасить лицо в кровь, было бы хорошо, но чертовски трудно выполнимо.
Раньше Иван таким борзым не был или притворялся скромненьким? Хотя был один раз, когда они все-таки подрались. Повод был какой-то глупый, из-за сестры его Ольги, которую немец обозвал дурой. Как ни стыдно признаваться, но тогда Брагинский его поколотил и достаточно сильно. Байльдшмидт даже ответить толком не смог, жалкая пара ударов в корпус, которые остались незамеченными. И все. Больше никаких драк. Только словесные стычки в которых победителей почти не было. Русский предпочитал замолкать раньше, чем Гилберт выйдет из себя окончательно, а сам немец себя при этом в выигрыше не считал.
Сказать, что общение с этим недоразумением в шарфе бесило, это ничего не сказать. А шарф, вообще отдельная история. Этот ненормальный со второго класса надел его на шею и даже летом в нем ходит, что дало хорошую тему немцу позубоскалить над ним какое-то время. Жаль только, словесные уколы прошли мимо него. Когда надо эта сволочь ничего не замечает и не реагирует на подколы.
Да уж, по сравнению с начальной школой русский сильно поменялся. Увереннее стал, наглее и даже, признал Байльдшмидт скрепя сердцем, превзошел его, Великого, в некоторых моментах. И дело было даже не в оценках. Об учебе он особо не парился, ну не дается ему математика с геометрией и что теперь сделать? Резко поумнеть не получится, записываться в компанию ботанов Эдельштайна и прочих, даже под угрозой смерти Гил бы не стал, зато по физкультуре он один из первых. И история ему хорошо дается с биологией и географией.
Дело было в другом, в их отношении к жизни. Каждый день немец бросал вызов окружающей его реальности, людям, событиям, себе наконец. Каждый день борьба, преодоление препятствий, и как итог, желанная вершина, манящая каждого, кто хоть раз почувствовал себя победителем хоть в чем-либо. Бороться и вырвать победу у противника, прямо из-под его носа или заранее знать это, осознавая свои плюсы и минусы и демонстрируя преимущество. Быть великодушным к слабым и уважать таких же сильных людей. Создавать свои союзы, и разбивать объединенных врагов. Проиграть битву, но не войну и никогда и ни за что не сдаваться. Вот чем была наполнена жизнь Гилберта и он ни на секунду не жалел, что выбрал этот путь.
Только почему, его так злит присутствие Ивана рядом? Возможно ли потому, что ни разу его вызов не был принят Брагинским. Любая провокация растворялась в мягкой улыбке и искреннем доброжелательном отношении.
Ну, чем он лучше? Ну, разве что… ему не надо бороться с миром за право своего существования. Ему достаточно протянуть руки и улыбнуться, а люди сами доверчиво пойдут навстречу. Ему не нужно драться, чтобы завоевывать, русский - защитник по натуре и привык обороняться. Зачем конфликтовать, если дело можно уладить миром? Ведь не обязательно бряцать оружием, чтобы достичь компромисса. Камень вода точит – старинная поговорка. Так вот русский и был той самой водой, что может даже скалу сточить. Мягкий, уступчивый, но в то же время, не поддающийся чужому мнению и не следующий бездумно за толпой. Все это завораживало. И порой Великий завидовал его способности относиться к миру так, как будто бы это был маленький неразумный ребенок.
Они были полной противоположностью друг друга и вряд ли бы когда-нибудь смогли стать нормальными друзьями, так размышлял Байльдшмидт, неспеша направляясь в раздевалку, чтобы после отправится на следующий урок.
Обернувшись напоследок перед дверью в зал, немец увидел, как Брагинский стоит под кленом и ловит падающие листья. На лице у него был написан детский восторг, сменившийся счастьем, когда один из желтых листьев упал прямо в подставленную ладонь. Взяв его за черенок, Иван поднес лист к лицу, рассматривая вблизи.
Вот и что он за человек? Непонятно…
Драббл 3
Последний год обучения в школе начался с больших проблем. Причем связаны они были отнюдь не с учебой. У Гилберта началась «весна» в переносном смысле этого слова. И черт подери, «весна» была странной даже по меркам его непростого характера. Во-первых, она началась осенью, в начале сентября, а во-вторых, по какой-то необъяснимой причине объектом воздыхания было выбрано, конечно, не интересуясь мнением Великого, лицо одного и того же с ним пола. И самое страшное заключалось в том, что этим самым объектом оказался Иван Брагинский!
Первые дни Байльдшмидт дико мучался, пытаясь изжить из себя неудобное и по всем показателям неправильное чувство. Днем, кажется, даже, удавалось, а вот ночью… Коварный русский прочно поселился в его снах.
Неизвестно сколько раз Гил просыпался посреди ночи в поту и немного очухавшись, шел в ванную, чтобы снять чертово возбуждение. Вот каким образом у него вставало на парня, а не на грудастую модель журнала Плейбой, было еще одной неразрешимой загадкой.
На фоне дневных моральных терзаний и сладких мучительных ночных кошмаров, как-то незаметно ушел аппетит и интерес к обычным шалостям. Мнительный Людвиг хотел даже вызвать скорую, когда однажды утром, всклокоченный и невыспавшийся Гилберт отказался (вы не ослышались!) от завтрака. Насилу успокоив недоверчивого братца, Бальдшмидт сбежал в школу, пока брат вместе с неотложкой не вызвал команду со смирительной рубашкой.
Все было ужасно, и к середине месяца проблема приобрела поистине угрожающие размеры, поскольку немец уже смотреть не мог на Брагинского. Ему сразу приходили на ум ночные «кошмары», и он быстро отворачивался, краснея и мысленно проклиная свое чересчур живое воображение. Надо было что-то делать… Ну а к кому идти за советом, как ни к друзьям?
В один из обеденных перерывов Гил набравшись храбрости, поинтересовался у Франца, прожженного ловеласа, как побыстрее добиться взаимности у человека, который тебе нравится. Внезапное признание породило живейшую волну интереса и не меньший шквал полезных советов
- Ну, наконец-то это случилось! Кто эта счастливица? Кого ты не обошел своим вниманием Элизабет или Ольгу? А может быть ту скромницу, сестру Цвингли? Если так, советую заранее запастись большим терпением.
- Гилберт, ты уже признался ей? – поинтересовался Антонио.
- Нет, – неохотно ответил Байльдшмидт, прикидывая как бы ему ускользнуть от темы личности избранницы, точнее избранника.
- Тогда ты пришел по адресу, mon ami. Сейчас я расскажу, как добиться сердца девушки.
М-да, Иван, конечно, никаким боком на девушку не похож, но послушать надо, вдруг что-нибудь из сказанного пригодится.
- Сначала, ты должен ей признаться! Думаю, тебе вряд ли кто откажет, поэтому переходи к следующему шагу и делай комплименты. Каждый день говори ей, как она превосходно выглядит!
- Подари ей цветы. Девушки любят получать букеты в подарок просто так, – присоединился к обсуждению Карьедо.
- Да, и проси разрешения проводить до дома и при согласии предложи понести ее сумку.
- И не забудь про поцелуй на прощание! Обычно девушки сами это делают, а твоя задача не прозевать момент, чтобы удвоить или утроить количество поцелуев. А еще…
- Стоп-стоп-стоп. Как я понял, первым шагом все равно остается признание? – поднял вверх руки немец, приостанавливая их.
- Да, мой друг. Анонимные записки и тайные воздыхатели уже не в моде. К тому же есть шанс, что девушка может подумать на другого и ты останешься не у дел. Ну а теперь я жажду узнать в кого умудрился влюбиться наш Гилберт?
- Понятно, - проигнорировав француза, альбинос запихнул в рот остаток булочки и поднялся на ноги. – Мне пора. Сейчас уже новый урок начнется.
- Эй, Гил ты оставишь нас умирать от любопытства? Так же нечестно!
- Оставь его, видишь, у него мыслительный процесс пошел. А мы рано или поздно все равно узнаем, кто она такая, – пресек француза Тони.
- Я бы хотел знать это уже сейчас. Вдруг это одна из моих подруг? Так хоть я уступлю ему дорогу… - разочарованно протянул Франц. – Эх, пошли и мы тогда? Вдруг наткнемся на него, делающего признание?
Испанец только хмыкнул, решив про себя, что хитрый Байльдшмидт до самого последнего момента не раскроет тайны.
***
Оставшееся время до конца уроков немец старательно себя накручивал, что в признании нет ничего страшного. Великие этого дела не боятся, даже если признаваться надо парню. В итоге, ему это, кажется, удалось, и, не теряя времени, пока гордость и нежелание сдаваться не задавило локомотивом трусости, Гилберт отловил в коридорах школы Ивана и суровым голосом приказал ему идти за ним для серьезного разговора.
Затолкнув Брагинского в первый попавшийся пустой класс, немец закрыл дверь и, собравшись с духом, шагнул вперед.
- Постой, Гил! Прежде я хочу сказать, что, что бы ни послужило темой для разговора, я с тобой драться не буду!
- Чего? – притормозил и с удивлением глянул на него Байльдшмидт.
- Ты в последние дни со мной совсем не разговаривал и избегал меня. Значит, я чем-то тебя обидел и хочу извиниться. Я…
- Заткнись! – оборвал очередной поток слов Гилберт и, ухватив за пиджак, встряхнул русского. – Я люблю тебя!
В ответ Иван глупо заморгал, глядя на альбиноса взглядом полным непонимания происходящего. Проклиная русскую непонятливость, немец еще раз четко повторил фразу. – Я люблю тебя!
- Это ведь не шутка? – спросил у него русский и, видимо, что-то такое увидев во взгляде Байльдшмидта, тут же сам себе ответил:
– Не шутка…
- Ну и?
- Дорогой Гилберт, извини меня, пожалуйста, но я не могу ответить на твои чувства, - спустя пару мгновений, смущаясь и краснея, как девчонка, выдавил из себя Иван и уставился на него своим фирменным щенячьим взглядом.
- Понятно… - после этих слов как-то сразу стало тяжело дышать. – Понятно…
- Гил, ты извини, если…
- Заткнись. Обойдусь без сопливых извинений, - устало повторил немец и быстрым шагом вышел из класса.
Да уж, и на что он надеялся? Что Брагинский радостно подскочит и от счастья упадет на колени, услышав это? Черт, как глупо же… Одна надежда, что трепать не станет об этом. Хотя он вроде бы не из таких.
Но, блин, почему же ему сейчас так обидно, что хоть плач. Неужели потому, что он в глубине души надеялся на положительный ответ? Наверное, только сумасшедший согласился бы на такое. И что теперь делать-то? Мысли бессвязными отрывками возникали в голове и тут же пропадали. Хотелось биться головой об стену, наорать на кого-нибудь и убежать как можно дальше отсюда, от школы, от него и от себя.
Проскочив сквозь толпу, освобожденных от ежедневной повинности школьников, Байльдшмидт помчался домой со всех ног, не заметив, как его проводили до ворот две пары любопытных глаз.
***
- Думаешь это он?
- А кто еще? Заходили в класс они вместе, потом Гилберт с перекошенным лицом вылетел, а после и Иван вышел расстроенный.
- Теперь, понятно, почему он молчал по поводу личности избранницы. Подумать только, не думал я, что он так резко поменяется.
- В лучшую сторону?
- Нуу…Скорей всего. Теперь можно и не скрывать особо ничего.
- Боюсь, он сейчас мало будет расположен к пониманию.
- Да-да. У бедного Гилберта разбито сердце. Но мы ведь не оставим все так.
- Ты это о чем?
- Я считаю, что он просто неудачно объяснился. На самом деле Иван тоже к нему неравнодушен, иначе бы не ругался с ним столько лет.
- Ты считаешь, что их ссоры означают что-то большее?
- Конечно. И не только со стороны нашего бедного немца. Брагинский такой потерянный ходил, пока Гил определялся со своей ориентацией. Я уверен, что у них все получится. Надо только подтолкнуть.
- И как же мы их подтолкнем? Гил к Ивану теперь за километр не подойдет.
- Да, поэтому мы будем подталкивать русского.
- И как же?
- Ты слышал о чудесной силе ревности?
***
На следующий день, Байльдшмидт пришел в школу за пять минут до звонка. Сначала, он вообще не хотел приходить, но в процессе умывания передумал. Людвиг и так с тревогой на него посматривает, а если заметит, что в школе его нет, то точно позвонит родителям. Придется объясняться по телефону, врать. А так не хочется… Может все и обойдется.
Не глядя по сторонам, немец сел за свою парту и стеклянным взглядом уставился на доску. Несмотря на показную сосредоточенность на математике, альбинос спиной чувствовал чужой взгляд, примерно из той части класса, где сидел Иван. Это заставляло его жутко нервничать. Хотелось обернуться и посмотреть, правда ли на него смотрит русский, но он усилием воли одергивал себя, заставляя не отводить глаз от доски.
На перемене к нему подскочили Франц с Тони и загородили от остальных, что дало прекрасную возможность отвлечься и переключится на болтовню друзей. Глупые мысли рано или поздно сами уйдут. Как и этот взгляд. Не желая признаваться себе в этом, немец, все же, чувствовал страх, поскольку не знал, что может увидеть там. Злость? Жалость? Презрение? Это было бы вполне естественно, но все же слишком страшно оборачиваться, чтобы подтвердить свои догадки.
Внезапно вскочивший Альфред с воплем, вздел руку с psp:
- Я герой! Я прошел все уровни в игре и набрал рекордное количество очков!
Большинство заинтересованных тут же подошло к нему, желая посмотреть тот самый рекорд, а заодно и игру. Стараясь не выбиваться из своего привычного образа, Гилберт тоже подошел вместе с друзьями к нему и с усмешкой спросил у Джонса, сколько лет тот шел к своему рекорду. Возмущенный американец, потрясая игрушкой, стал яростно доказывать свое превосходное умение проходить квесты. Завязался спор, который плавно перетек в общее обсуждение игр и был быстро прерван звонком на урок.
Вернувшийся на свое место Байльдшмидт озадаченно хмурился. Ему показалось или вовремя обсуждения чья-то рука скользнула по его бедру? Но рядом стояли только Франц и Тони. Неужели это их шуточки? А еще, кажется, что Иван это видел, поскольку ощущение чужого взгляда преследовало его всю перемену. Хотя, ему-то какая разница? Вчера они все обсудили и расставили точки по местам. Еще год. Проклятый учебный год и они разбегутся в разные стороны и больше никогда не встретятся. Тот университет в Дрездене, который ему советовал отец, вполне с этой задачей справится и будь что будет.
В обеденный перерыв Карьедо снова подошел к нему и предложил подняться на крышу. Уцепившись за очередную возможность выйти из поля наблюдения Брагинского, Гил слинял из класса вместе с испанцем. По привычке, расположившись на своем любимом месте, немец наконец-то заметил, что одного участника не хватает.
- А где Франц?
- Он сейчас придет. У него маленькое неотложное дело.
В доказательство его слов, дверь на крышу распахнулась, явив им, довольного и лукаво улыбающегося француза.
- Вы начали без меня? Как не стыдно!
- Ни капли. Ты слишком долго шел, ловелас. Опять с какой-нибудь девчонкой зависал?
- Не угадал, mon ami, – усаживаясь рядом с ним, ответил Бонфруа. – Кстати, Гил, как твое признание?
Мгновенно помрачневший немец мысленно прикинул, что бы такого сказать друзьям. Не пытался или не получилось?
- Не получилось, да? - сочувственно протянул Франц, тем самым завершая его дилемму. - Мы вчера видели вас. Ты, главное, не расстраивайся. Всякое бывает.
- Кого это вы видели? – с подозрением вскинулся Байльдшмидт.
- Тебя и Брагинского. У тебя на лице было все написано, когда ты выскочил из коридора и умчался домой, а потом и он вышел.
Альбинос хотел бы только возразить, что ничего такого не было, но отрицание комом стало в горле, когда он вспомнил вчерашнюю сцену признания. Махнув рукой, парень не стал ничего говорить. Ну, видели и видели. Вроде бы, для них это нормально и не вызывает отторжения. Да и какой смысл отрицать? Все-таки друзья - это не пустое слово, и это они доказывали все годы, что были вместе.
- Дурак он, твой Ванька. Такого красавчика упустил, но я-то свой шанс терять не намерен.
За своими нелегкими думами Байльдшмидт упустил момент, когда француз вплотную подобрался к нему и приобнял за талию.
- Ты всерьез? – только и смог ошарашено протянуть немец, в то время как, Бонфруа толкнул его в сторону, почему-то в аккурат на Антонио.
- Конечно, – убежденно ответил ему Франц, с улыбкой склоняясь над ним.
Руки Тони обхватили его за талию, обнимая и в тоже время не давая вырваться.
- Эй, шутники, я не понял соль шутки!
- Гилберт, никакая это не шутка. Мы действительно хотим тебя утешить. Гарантирую, сегодня ты о русском даже и не вспомнишь, да и в дальнейшем тоже.
Почувствовав его губы на своих губах, альбинос даже не стал сопротивляться, сбитый с толку внезапными действиями друзей. Психика, убитая вчерашним неудачным признанием отказывалась отрицательно реагировать на происходящее, да и похоже на время вышла из строя, помахав ему на прощание.
А это руки Карьедо лезут ему под рубашку? Надо же, никогда бы не подумал, что он тоже… как француз. Щекотно даже, но вроде не неприятно. И Бонфруа тем временем, целует его, не давая вымолвить ни слова. Как будто бы Великий стал сейчас орать "Караул! Насилуют!"
Неожиданно дверь на крышу распахнулась, с силой грохнув о стену, и в темном дверном проеме показался русский. Чрезвычайно серьезный Иван, увидев представшую перед ним композицию, нахмурился, и пройдя быстрым шагом через крышу, в мгновение ока оказался рядом.
- Гил, нам надо поговорить! – безапелляционно скомандовал он, отпихивая в сторону Франциска и за руки дергая на себя во второй раз за день совершенно ошалевшего немца. Подняв его на ноги и не отпуская руку, Иван все тем же быстрым шагом увел его за собой с крыши, оставив его друзей, безмолвно наблюдающих за сценой похищения, одних.
- Какого ты творишь? – наконец сподобился возмутиться Байльдшмидт, когда они уже прошли лестницу, и попытался притормозить.
- Какого черта ты творишь, я хотел бы знать? – внезапно с яростью высказался Брагинский, оборачиваясь и прижимая к стенке альбиноса.
Замолкнув, Гилберт с удивлением рассматривал лицо взбешенного русского. Почему он так злится? Неужели из-за того, что увидел? Но вчера ведь он сам сказал, что между ними ничего не может быть.
- Даже не вздумай еще раз пойти на крышу! Особенно с этими двумя!
- Почему?
- Потому что! – все так же резко ответил Иван и, как будто успокоившись, продолжил:
- Прости... Я тут подумал и понял, что... Я не могу быть с тобой. Однако мне совершенно на это "не могу" наплевать.
Серьезный… Действительно серьезный и тон, и лицо. И смотрит так, как будто ответа ждет... или и вправду ждет?
- Скажи что-нибудь. Я могу еще надеяться, что ты мне не откажешь?
- Да, – вырвалось, прежде чем, альбинос успел подумать над своим ответом. Да уж, Великий, можешь сказать своей гордости пока, раз уж так быстро согласился.
- Спасибо… - мягко улыбнулся ему Брагинский, прежде чем поцеловать его и окончательно заставить поверить в реальность происходящего.
***
- Как ты думаешь, у них все в порядке будет?
- Ну, судя по лицу, с которым Брагинский забрал Гилберта, у них все будет отлично. Такой явной ревности даже я и не ожидал, когда перед обедом намекнул ему, что хочу приударить за Гилом.
- А если бы твой план не сработал?
- Ну, я думаю, Гил бы все равно вписался в наши отношения. Все-таки мы с детского сада дружим и давно научились понимать друг друга, ты так не думаешь?
Бета: Лэрт Раота, |Ed|
Заказчик: |Ed|
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Иван Брагинский, Гилберт Байльдшмидт и еще мелькают
Рейтинг: PG-13
Жанры: романтика, АУ, может кто-то для себя найдет немного юмора
Дискламер: Не претендую
Предупреждения: OOC
Статус: закончен
Размещение: По личной просьбе или ссылку на мой дневник.
Драббл 1.
Все там под катом
Первое сентября - это не праздник! Такую истину для себя вывел Гил и с честью собирался пропустить это знаменательное событие, в отличие от своего брата Людвига. Ну, какой толк, идти в незнакомое здание, чтобы познакомиться с толпой малолеток, с которыми придется еще одиннадцать лет сидеть в одной комнате. Совершенно бесполезное занятие! Поэтому он сидел и играл в новую стрелялку, которую принес ему Тони, ровно до тех пор, пока мать не согнала его с места, заставив одеваться.
Через пятнадцать минут мучительно-медленных переодеваний и поисков гастука, который так и не нашли, (в том, что галстук был спрятан им под кровать, Байльдшмидт сознаваться не собирался), мальчик был готов и вместе с братом отправлен в школу. Поскольку родители уже собирались уезжать в очередную командировку, то они, под честное слово обоих братьев, что те дойдут до школы, отпустили их без сопровождения.
С ненавистью пиная мешок со сменкой, Гилберт медленно тащился позади брата и мелкого плаксы и прилипалы Феличиано, который уже давно бегал за Людвигом, с детского сада, наверное. Букет после размахивания им по сторонам, тоже перекочевал к брату, который сам забрал у него цветы с сердитыми словами: «А розы-то в чем виноваты?». Из-за явного нежелания идти, дорога в школу была похожа на скучную пытку.
У школы уже толпилась куча народа, состоящая из детей и их родителей. То и дело туда-сюда сновали мелкие детки и раздавались крики: «Куда ты пошел? Стой рядом со мной!».
Оставив выяснения обстоятельств педантичному брату, Байльдшмидт ринулся в толпу, где только что промелькнули его друзья Франц и Тони.
Пробежав площадку перед школой вдоль и поперек, немец так и не смог узнать, куда испарились его друзья. Скиснув на некоторое время, Гил еще недолго побродил в толпе взрослых, пока не увидел Хедервари. Еще одного своего товарища по играм, правда, бывшего товарища. Буквально за месяц до сегодняшнего знаменательного события, он узнал, что товарищ на самом деле, не он, а она. И вот Элизабет в туфельках и в юбочке сейчас стояла с хлюпиком Родериком, мелким пианистом, которым очень гордились его родители. Причину такой гордости Байльдшмидт не понимал, поэтому при любом удобном случае старался задеть или на худой конец стукнуть этого очкарика.
Только Гилберт хотел подкрасться к ним сзади, чтобы дернуть Хедервари за волосы и отвесить пинок Эдельштайну, как внезапно проход к ним загородил какой-то мальчик с огромным портфелем за спиной. Он как-то странно крался вперед, пригнув высокую голову и попеременно оглядываясь по сторонам. Но немцы так просто не сдаются и Байльдшмидт подойдя к нему, пихнул того пальцем в спину там, где заканчивался портфель.
- Уйди с дороги, дылда!
Испуганно дернувшись, парень повернулся к нему и облегченно выдохнул.
- А я думал, Наташка меня нашла. Ты кто? Меня Иван Брагинский зовут, я в первый класс иду. Ты тоже? – улыбнулся Гилу поистине странный обладатель не менее странных фиолетовых глаз и русой копны волос.
- Я - Гилберт, но ты можешь звать меня просто Великий! – ляпнул немец первое, что пришло в голову, и уже после понял, какую чушь сморозил.
- Просто Великий? – хихикнул русский и, увидев, как стремительно краснеют щеки Байльдшмидта, подавил еще один смешок и, протянув ему ладошку, ответил:
– Приятно познакомиться. Давай дружить?
- Да кто с тобой дружить захочет, дылда? – с ненавистью прошипел Гил, с силой ударяя по протянутой руке. Желание провалиться сквозь землю от стыда, уже успешно трансформировалось в злобу пополам с презрением. Глядя, как медленно увядает улыбка Брагинского, немец злорадно ухмыльнулся. Не один он теперь глупо выглядит.
- И подходить и разговаривать со мной даже не думай! Я с такими, как ТЫ, не общаюсь! – добивающим ударом сказал он, удовлетворенно наблюдая за сменой выражений лица у Ивана. Растерянное, прямо-таки невинное, сменилось обиженным и еле сдерживаемыми слезами в глазах.
Еще раз презрительно фыркнув, Байльдшмидт развернулся и с гордым видом прошествовал прочь, уже забыв о своих коварных планах на венгерку и австрийца. По пути к брату его наконец-то уже сами нашли друзья. А дальше снова началась скукота… Линейка, какой-то напыщенный мужик вещал о школе, как о рае на земле. Гилберт не слушал, он толкал в бок Тони, рассказывая тому, какой он молодец и уже прошел половину игры. Затем были три урока, на которых их учитель сначала знакомился с ними, а потом пытался учить их писать и считать.
Кстати, тот дылда Брагинский попал в класс вместе с Байльдшмидтом. Только вот рядом с ним постоянно вертелись две девчонки. Другие мальчики к нему не подходили, а если он сам к ним приходил, то старались отвязаться побыстрей от него, поскольку все уже практически были знакомы до школы и сформировали свои компании, куда доступ русскому был закрыт. Хотя нельзя сказать, что он сильно рвался туда, просто слишком часто можно было увидеть Ивана идущего в одиночестве домой. В такие минуты Гил изредка жалел его, но приглашать его или даже разговаривать с ним не пытался. Этот русский сам виноват!
Драббл 2
Смахнув капли пота со лба, Великий пробежал еще несколько шагов и, развернувшись, неспешным шагом пошел к физруку, успокаивая дыхание.
- Байльдшмидт, молодец. Улучшил результат на пару секунд. Следующий, пошел!
Самоуверенно оглядев уже пробежавших, немец показал язык Альфреду, который пробежал те же сто метров с худшим результатом. Не сдержавшись, Джонс тут же помчался к учителю с просьбой дать ему еще одну попытку. Хмыкнув, Гилберт уже собирался, было уйти в раздевалку, как сзади раздался знакомый голос.
- Эй, Гилберт! А я быстрее тебя пробежал! – улыбаясь, подошел к Байльдшмидту Иван.
- У тебя просто ноги от ушей растут… - недовольно дернул плечом Гил, поворачиваясь к нему. И с хера ли этот русский лезет к нему хвастаться своим результатом?
- Или кто-то просто медленно перебирает своими короткими ногами…
- Нарываешься, Брагинский? – мгновенно ощетинился немец, сжав кулаки.
- Нет, что ты… – снова эта идиотская улыбка, которую так хочется стереть с его лица. Желательно кулаком. Только вот драться на глазах у физрука, он же не дурак. А так, подловить его, что ли где-нибудь и расквасить лицо в кровь, было бы хорошо, но чертовски трудно выполнимо.
Раньше Иван таким борзым не был или притворялся скромненьким? Хотя был один раз, когда они все-таки подрались. Повод был какой-то глупый, из-за сестры его Ольги, которую немец обозвал дурой. Как ни стыдно признаваться, но тогда Брагинский его поколотил и достаточно сильно. Байльдшмидт даже ответить толком не смог, жалкая пара ударов в корпус, которые остались незамеченными. И все. Больше никаких драк. Только словесные стычки в которых победителей почти не было. Русский предпочитал замолкать раньше, чем Гилберт выйдет из себя окончательно, а сам немец себя при этом в выигрыше не считал.
Сказать, что общение с этим недоразумением в шарфе бесило, это ничего не сказать. А шарф, вообще отдельная история. Этот ненормальный со второго класса надел его на шею и даже летом в нем ходит, что дало хорошую тему немцу позубоскалить над ним какое-то время. Жаль только, словесные уколы прошли мимо него. Когда надо эта сволочь ничего не замечает и не реагирует на подколы.
Да уж, по сравнению с начальной школой русский сильно поменялся. Увереннее стал, наглее и даже, признал Байльдшмидт скрепя сердцем, превзошел его, Великого, в некоторых моментах. И дело было даже не в оценках. Об учебе он особо не парился, ну не дается ему математика с геометрией и что теперь сделать? Резко поумнеть не получится, записываться в компанию ботанов Эдельштайна и прочих, даже под угрозой смерти Гил бы не стал, зато по физкультуре он один из первых. И история ему хорошо дается с биологией и географией.
Дело было в другом, в их отношении к жизни. Каждый день немец бросал вызов окружающей его реальности, людям, событиям, себе наконец. Каждый день борьба, преодоление препятствий, и как итог, желанная вершина, манящая каждого, кто хоть раз почувствовал себя победителем хоть в чем-либо. Бороться и вырвать победу у противника, прямо из-под его носа или заранее знать это, осознавая свои плюсы и минусы и демонстрируя преимущество. Быть великодушным к слабым и уважать таких же сильных людей. Создавать свои союзы, и разбивать объединенных врагов. Проиграть битву, но не войну и никогда и ни за что не сдаваться. Вот чем была наполнена жизнь Гилберта и он ни на секунду не жалел, что выбрал этот путь.
Только почему, его так злит присутствие Ивана рядом? Возможно ли потому, что ни разу его вызов не был принят Брагинским. Любая провокация растворялась в мягкой улыбке и искреннем доброжелательном отношении.
Ну, чем он лучше? Ну, разве что… ему не надо бороться с миром за право своего существования. Ему достаточно протянуть руки и улыбнуться, а люди сами доверчиво пойдут навстречу. Ему не нужно драться, чтобы завоевывать, русский - защитник по натуре и привык обороняться. Зачем конфликтовать, если дело можно уладить миром? Ведь не обязательно бряцать оружием, чтобы достичь компромисса. Камень вода точит – старинная поговорка. Так вот русский и был той самой водой, что может даже скалу сточить. Мягкий, уступчивый, но в то же время, не поддающийся чужому мнению и не следующий бездумно за толпой. Все это завораживало. И порой Великий завидовал его способности относиться к миру так, как будто бы это был маленький неразумный ребенок.
Они были полной противоположностью друг друга и вряд ли бы когда-нибудь смогли стать нормальными друзьями, так размышлял Байльдшмидт, неспеша направляясь в раздевалку, чтобы после отправится на следующий урок.
Обернувшись напоследок перед дверью в зал, немец увидел, как Брагинский стоит под кленом и ловит падающие листья. На лице у него был написан детский восторг, сменившийся счастьем, когда один из желтых листьев упал прямо в подставленную ладонь. Взяв его за черенок, Иван поднес лист к лицу, рассматривая вблизи.
Вот и что он за человек? Непонятно…
Драббл 3
Последний год обучения в школе начался с больших проблем. Причем связаны они были отнюдь не с учебой. У Гилберта началась «весна» в переносном смысле этого слова. И черт подери, «весна» была странной даже по меркам его непростого характера. Во-первых, она началась осенью, в начале сентября, а во-вторых, по какой-то необъяснимой причине объектом воздыхания было выбрано, конечно, не интересуясь мнением Великого, лицо одного и того же с ним пола. И самое страшное заключалось в том, что этим самым объектом оказался Иван Брагинский!
Первые дни Байльдшмидт дико мучался, пытаясь изжить из себя неудобное и по всем показателям неправильное чувство. Днем, кажется, даже, удавалось, а вот ночью… Коварный русский прочно поселился в его снах.
Неизвестно сколько раз Гил просыпался посреди ночи в поту и немного очухавшись, шел в ванную, чтобы снять чертово возбуждение. Вот каким образом у него вставало на парня, а не на грудастую модель журнала Плейбой, было еще одной неразрешимой загадкой.
На фоне дневных моральных терзаний и сладких мучительных ночных кошмаров, как-то незаметно ушел аппетит и интерес к обычным шалостям. Мнительный Людвиг хотел даже вызвать скорую, когда однажды утром, всклокоченный и невыспавшийся Гилберт отказался (вы не ослышались!) от завтрака. Насилу успокоив недоверчивого братца, Бальдшмидт сбежал в школу, пока брат вместе с неотложкой не вызвал команду со смирительной рубашкой.
Все было ужасно, и к середине месяца проблема приобрела поистине угрожающие размеры, поскольку немец уже смотреть не мог на Брагинского. Ему сразу приходили на ум ночные «кошмары», и он быстро отворачивался, краснея и мысленно проклиная свое чересчур живое воображение. Надо было что-то делать… Ну а к кому идти за советом, как ни к друзьям?
В один из обеденных перерывов Гил набравшись храбрости, поинтересовался у Франца, прожженного ловеласа, как побыстрее добиться взаимности у человека, который тебе нравится. Внезапное признание породило живейшую волну интереса и не меньший шквал полезных советов
- Ну, наконец-то это случилось! Кто эта счастливица? Кого ты не обошел своим вниманием Элизабет или Ольгу? А может быть ту скромницу, сестру Цвингли? Если так, советую заранее запастись большим терпением.
- Гилберт, ты уже признался ей? – поинтересовался Антонио.
- Нет, – неохотно ответил Байльдшмидт, прикидывая как бы ему ускользнуть от темы личности избранницы, точнее избранника.
- Тогда ты пришел по адресу, mon ami. Сейчас я расскажу, как добиться сердца девушки.
М-да, Иван, конечно, никаким боком на девушку не похож, но послушать надо, вдруг что-нибудь из сказанного пригодится.
- Сначала, ты должен ей признаться! Думаю, тебе вряд ли кто откажет, поэтому переходи к следующему шагу и делай комплименты. Каждый день говори ей, как она превосходно выглядит!
- Подари ей цветы. Девушки любят получать букеты в подарок просто так, – присоединился к обсуждению Карьедо.
- Да, и проси разрешения проводить до дома и при согласии предложи понести ее сумку.
- И не забудь про поцелуй на прощание! Обычно девушки сами это делают, а твоя задача не прозевать момент, чтобы удвоить или утроить количество поцелуев. А еще…
- Стоп-стоп-стоп. Как я понял, первым шагом все равно остается признание? – поднял вверх руки немец, приостанавливая их.
- Да, мой друг. Анонимные записки и тайные воздыхатели уже не в моде. К тому же есть шанс, что девушка может подумать на другого и ты останешься не у дел. Ну а теперь я жажду узнать в кого умудрился влюбиться наш Гилберт?
- Понятно, - проигнорировав француза, альбинос запихнул в рот остаток булочки и поднялся на ноги. – Мне пора. Сейчас уже новый урок начнется.
- Эй, Гил ты оставишь нас умирать от любопытства? Так же нечестно!
- Оставь его, видишь, у него мыслительный процесс пошел. А мы рано или поздно все равно узнаем, кто она такая, – пресек француза Тони.
- Я бы хотел знать это уже сейчас. Вдруг это одна из моих подруг? Так хоть я уступлю ему дорогу… - разочарованно протянул Франц. – Эх, пошли и мы тогда? Вдруг наткнемся на него, делающего признание?
Испанец только хмыкнул, решив про себя, что хитрый Байльдшмидт до самого последнего момента не раскроет тайны.
***
Оставшееся время до конца уроков немец старательно себя накручивал, что в признании нет ничего страшного. Великие этого дела не боятся, даже если признаваться надо парню. В итоге, ему это, кажется, удалось, и, не теряя времени, пока гордость и нежелание сдаваться не задавило локомотивом трусости, Гилберт отловил в коридорах школы Ивана и суровым голосом приказал ему идти за ним для серьезного разговора.
Затолкнув Брагинского в первый попавшийся пустой класс, немец закрыл дверь и, собравшись с духом, шагнул вперед.
- Постой, Гил! Прежде я хочу сказать, что, что бы ни послужило темой для разговора, я с тобой драться не буду!
- Чего? – притормозил и с удивлением глянул на него Байльдшмидт.
- Ты в последние дни со мной совсем не разговаривал и избегал меня. Значит, я чем-то тебя обидел и хочу извиниться. Я…
- Заткнись! – оборвал очередной поток слов Гилберт и, ухватив за пиджак, встряхнул русского. – Я люблю тебя!
В ответ Иван глупо заморгал, глядя на альбиноса взглядом полным непонимания происходящего. Проклиная русскую непонятливость, немец еще раз четко повторил фразу. – Я люблю тебя!
- Это ведь не шутка? – спросил у него русский и, видимо, что-то такое увидев во взгляде Байльдшмидта, тут же сам себе ответил:
– Не шутка…
- Ну и?
- Дорогой Гилберт, извини меня, пожалуйста, но я не могу ответить на твои чувства, - спустя пару мгновений, смущаясь и краснея, как девчонка, выдавил из себя Иван и уставился на него своим фирменным щенячьим взглядом.
- Понятно… - после этих слов как-то сразу стало тяжело дышать. – Понятно…
- Гил, ты извини, если…
- Заткнись. Обойдусь без сопливых извинений, - устало повторил немец и быстрым шагом вышел из класса.
Да уж, и на что он надеялся? Что Брагинский радостно подскочит и от счастья упадет на колени, услышав это? Черт, как глупо же… Одна надежда, что трепать не станет об этом. Хотя он вроде бы не из таких.
Но, блин, почему же ему сейчас так обидно, что хоть плач. Неужели потому, что он в глубине души надеялся на положительный ответ? Наверное, только сумасшедший согласился бы на такое. И что теперь делать-то? Мысли бессвязными отрывками возникали в голове и тут же пропадали. Хотелось биться головой об стену, наорать на кого-нибудь и убежать как можно дальше отсюда, от школы, от него и от себя.
Проскочив сквозь толпу, освобожденных от ежедневной повинности школьников, Байльдшмидт помчался домой со всех ног, не заметив, как его проводили до ворот две пары любопытных глаз.
***
- Думаешь это он?
- А кто еще? Заходили в класс они вместе, потом Гилберт с перекошенным лицом вылетел, а после и Иван вышел расстроенный.
- Теперь, понятно, почему он молчал по поводу личности избранницы. Подумать только, не думал я, что он так резко поменяется.
- В лучшую сторону?
- Нуу…Скорей всего. Теперь можно и не скрывать особо ничего.
- Боюсь, он сейчас мало будет расположен к пониманию.
- Да-да. У бедного Гилберта разбито сердце. Но мы ведь не оставим все так.
- Ты это о чем?
- Я считаю, что он просто неудачно объяснился. На самом деле Иван тоже к нему неравнодушен, иначе бы не ругался с ним столько лет.
- Ты считаешь, что их ссоры означают что-то большее?
- Конечно. И не только со стороны нашего бедного немца. Брагинский такой потерянный ходил, пока Гил определялся со своей ориентацией. Я уверен, что у них все получится. Надо только подтолкнуть.
- И как же мы их подтолкнем? Гил к Ивану теперь за километр не подойдет.
- Да, поэтому мы будем подталкивать русского.
- И как же?
- Ты слышал о чудесной силе ревности?
***
На следующий день, Байльдшмидт пришел в школу за пять минут до звонка. Сначала, он вообще не хотел приходить, но в процессе умывания передумал. Людвиг и так с тревогой на него посматривает, а если заметит, что в школе его нет, то точно позвонит родителям. Придется объясняться по телефону, врать. А так не хочется… Может все и обойдется.
Не глядя по сторонам, немец сел за свою парту и стеклянным взглядом уставился на доску. Несмотря на показную сосредоточенность на математике, альбинос спиной чувствовал чужой взгляд, примерно из той части класса, где сидел Иван. Это заставляло его жутко нервничать. Хотелось обернуться и посмотреть, правда ли на него смотрит русский, но он усилием воли одергивал себя, заставляя не отводить глаз от доски.
На перемене к нему подскочили Франц с Тони и загородили от остальных, что дало прекрасную возможность отвлечься и переключится на болтовню друзей. Глупые мысли рано или поздно сами уйдут. Как и этот взгляд. Не желая признаваться себе в этом, немец, все же, чувствовал страх, поскольку не знал, что может увидеть там. Злость? Жалость? Презрение? Это было бы вполне естественно, но все же слишком страшно оборачиваться, чтобы подтвердить свои догадки.
Внезапно вскочивший Альфред с воплем, вздел руку с psp:
- Я герой! Я прошел все уровни в игре и набрал рекордное количество очков!
Большинство заинтересованных тут же подошло к нему, желая посмотреть тот самый рекорд, а заодно и игру. Стараясь не выбиваться из своего привычного образа, Гилберт тоже подошел вместе с друзьями к нему и с усмешкой спросил у Джонса, сколько лет тот шел к своему рекорду. Возмущенный американец, потрясая игрушкой, стал яростно доказывать свое превосходное умение проходить квесты. Завязался спор, который плавно перетек в общее обсуждение игр и был быстро прерван звонком на урок.
Вернувшийся на свое место Байльдшмидт озадаченно хмурился. Ему показалось или вовремя обсуждения чья-то рука скользнула по его бедру? Но рядом стояли только Франц и Тони. Неужели это их шуточки? А еще, кажется, что Иван это видел, поскольку ощущение чужого взгляда преследовало его всю перемену. Хотя, ему-то какая разница? Вчера они все обсудили и расставили точки по местам. Еще год. Проклятый учебный год и они разбегутся в разные стороны и больше никогда не встретятся. Тот университет в Дрездене, который ему советовал отец, вполне с этой задачей справится и будь что будет.
В обеденный перерыв Карьедо снова подошел к нему и предложил подняться на крышу. Уцепившись за очередную возможность выйти из поля наблюдения Брагинского, Гил слинял из класса вместе с испанцем. По привычке, расположившись на своем любимом месте, немец наконец-то заметил, что одного участника не хватает.
- А где Франц?
- Он сейчас придет. У него маленькое неотложное дело.
В доказательство его слов, дверь на крышу распахнулась, явив им, довольного и лукаво улыбающегося француза.
- Вы начали без меня? Как не стыдно!
- Ни капли. Ты слишком долго шел, ловелас. Опять с какой-нибудь девчонкой зависал?
- Не угадал, mon ami, – усаживаясь рядом с ним, ответил Бонфруа. – Кстати, Гил, как твое признание?
Мгновенно помрачневший немец мысленно прикинул, что бы такого сказать друзьям. Не пытался или не получилось?
- Не получилось, да? - сочувственно протянул Франц, тем самым завершая его дилемму. - Мы вчера видели вас. Ты, главное, не расстраивайся. Всякое бывает.
- Кого это вы видели? – с подозрением вскинулся Байльдшмидт.
- Тебя и Брагинского. У тебя на лице было все написано, когда ты выскочил из коридора и умчался домой, а потом и он вышел.
Альбинос хотел бы только возразить, что ничего такого не было, но отрицание комом стало в горле, когда он вспомнил вчерашнюю сцену признания. Махнув рукой, парень не стал ничего говорить. Ну, видели и видели. Вроде бы, для них это нормально и не вызывает отторжения. Да и какой смысл отрицать? Все-таки друзья - это не пустое слово, и это они доказывали все годы, что были вместе.
- Дурак он, твой Ванька. Такого красавчика упустил, но я-то свой шанс терять не намерен.
За своими нелегкими думами Байльдшмидт упустил момент, когда француз вплотную подобрался к нему и приобнял за талию.
- Ты всерьез? – только и смог ошарашено протянуть немец, в то время как, Бонфруа толкнул его в сторону, почему-то в аккурат на Антонио.
- Конечно, – убежденно ответил ему Франц, с улыбкой склоняясь над ним.
Руки Тони обхватили его за талию, обнимая и в тоже время не давая вырваться.
- Эй, шутники, я не понял соль шутки!
- Гилберт, никакая это не шутка. Мы действительно хотим тебя утешить. Гарантирую, сегодня ты о русском даже и не вспомнишь, да и в дальнейшем тоже.
Почувствовав его губы на своих губах, альбинос даже не стал сопротивляться, сбитый с толку внезапными действиями друзей. Психика, убитая вчерашним неудачным признанием отказывалась отрицательно реагировать на происходящее, да и похоже на время вышла из строя, помахав ему на прощание.
А это руки Карьедо лезут ему под рубашку? Надо же, никогда бы не подумал, что он тоже… как француз. Щекотно даже, но вроде не неприятно. И Бонфруа тем временем, целует его, не давая вымолвить ни слова. Как будто бы Великий стал сейчас орать "Караул! Насилуют!"
Неожиданно дверь на крышу распахнулась, с силой грохнув о стену, и в темном дверном проеме показался русский. Чрезвычайно серьезный Иван, увидев представшую перед ним композицию, нахмурился, и пройдя быстрым шагом через крышу, в мгновение ока оказался рядом.
- Гил, нам надо поговорить! – безапелляционно скомандовал он, отпихивая в сторону Франциска и за руки дергая на себя во второй раз за день совершенно ошалевшего немца. Подняв его на ноги и не отпуская руку, Иван все тем же быстрым шагом увел его за собой с крыши, оставив его друзей, безмолвно наблюдающих за сценой похищения, одних.
- Какого ты творишь? – наконец сподобился возмутиться Байльдшмидт, когда они уже прошли лестницу, и попытался притормозить.
- Какого черта ты творишь, я хотел бы знать? – внезапно с яростью высказался Брагинский, оборачиваясь и прижимая к стенке альбиноса.
Замолкнув, Гилберт с удивлением рассматривал лицо взбешенного русского. Почему он так злится? Неужели из-за того, что увидел? Но вчера ведь он сам сказал, что между ними ничего не может быть.
- Даже не вздумай еще раз пойти на крышу! Особенно с этими двумя!
- Почему?
- Потому что! – все так же резко ответил Иван и, как будто успокоившись, продолжил:
- Прости... Я тут подумал и понял, что... Я не могу быть с тобой. Однако мне совершенно на это "не могу" наплевать.
Серьезный… Действительно серьезный и тон, и лицо. И смотрит так, как будто ответа ждет... или и вправду ждет?
- Скажи что-нибудь. Я могу еще надеяться, что ты мне не откажешь?
- Да, – вырвалось, прежде чем, альбинос успел подумать над своим ответом. Да уж, Великий, можешь сказать своей гордости пока, раз уж так быстро согласился.
- Спасибо… - мягко улыбнулся ему Брагинский, прежде чем поцеловать его и окончательно заставить поверить в реальность происходящего.
***
- Как ты думаешь, у них все в порядке будет?
- Ну, судя по лицу, с которым Брагинский забрал Гилберта, у них все будет отлично. Такой явной ревности даже я и не ожидал, когда перед обедом намекнул ему, что хочу приударить за Гилом.
- А если бы твой план не сработал?
- Ну, я думаю, Гил бы все равно вписался в наши отношения. Все-таки мы с детского сада дружим и давно научились понимать друг друга, ты так не думаешь?
@темы: Россия/Пруссия, с участием иных персонажей, PG-13, fanfiction
-
-
24.08.2011 в 18:34-
-
30.08.2011 в 20:55-
-
10.06.2012 в 06:17но, хэппи энд - не слишком часто я это могу сказать - меня просто осчастливил.
-
-
12.06.2012 в 18:35