[madnesslove]

Название: Überraschung
Автор: Фулона де Британия
Персонажи: Иван/Гилберт (хотя с какого ракурса смотреть).
Рейтинг: PG-13
Жанр: Слэш (яой), AU
Состояние: закончен
Дисклеймер: персонажи не мои
Описание:
- Приходи ко мне в комнату после последней лекции. У меня есть... сюрприз для тебя.
От автора: навеяно артом (ниже).

арт

Солнце, часов до девяти утра занавешенное тучами так, что казалось, будто ночь еще не кончилась, наконец, высвободилось из темного плена, и теперь ласково грело истосковавшуюся по свету и вниманию к себе природу. Зима отчего-то длилась слишком долго, - и тем приятнее был приход красавицы-весны. Улицы разукрасились зацветшими деревьями.
Иван никогда особо не любил сакуру, - он вообще мало что любил в Японии и плохо понимал, каким образом его занесло сюда, - но сейчас... нежно-розовые цветы японской вишни как-то умиротворяли, помогая хоть ненадолго забыть о ноющей голове. Складывалось впечатление, что вчера Брагинский не отпраздновал вместе со всеми День рождения кого-то из однокурсников, а прошлялся несколько часов по темным переулкам, наткнулся на гопников (что примечательно – русских, ибо за все полтора года пребывания в Токио Иван не встретил ни одного грабителя) и получил по щам.
Ситуация ухудшалась необходимостью топать на лекции, - вот уж чего Брагинский не хотел, так это слушать монотонную речь на английском, осточертевшем уже настолько, что молодой человек готов был поубивать всех англичан и американцев, как главных распространителей «этой гадости». А лекций было целых три! Это больше шести часов в одном помещении с вечно зудящим Альфредом через парту, хмурым Родерихом и... и его кузеном, Гилбертом. Вроде бы особых недостатков у Байльшмидта-старшего не было, кроме завышенной самооценки, но, вспомнив о нем, Иван почему-то крепко сжал кулаки и еще сильнее наклонил голову, с трудом перебарывая желание закрыть лицо рукой во всем известном жесте.
«Ты идиот, Брагинский. Прими как факт и смирись», - подумал он, продолжая медленно шагать по почти безлюдной улице.
Почему воспоминание о нагло ухмыляющейся морде альбиноса заставило Ивана перейти на самокритику? Все просто.
Вчера с непривычки молодой человек опьянел уже после третьей сакадзуки*. После пятой его понесло. А после седьмой он уже окончательно потерял контроль над собой, и только бездумно запоминал, что делает, - словно снимал все на камеру. К его счастью, другие присутствовавшие на празднике оказались в нетрезвом состоянии так же скоро – Кику расщедрился и преподнес имениннику в подарок саке высшего сорта, да и Бонфуа не запаривался с даром, символически вручив бутылку отличного вина, - как и он, а потому вряд ли кто помнил, что он делал и что говорил. Этой мыслью Брагинский и пытался себя успокоить.
А сделал он самый глупый в своей жизни поступок. Он, на словах ярый гомофоб, уже целый год втихаря заглядывался на Гилберта. Как же его так угораздило – одному только богу известно, но факт в том, что он, нетвердой походкой подойдя к не менее пьяному Байльшмидту, взял его за руку, отвел в сторонку – хоть тут мозги правильно сработали – и очень красноречиво высказал все, что хотел. А именно: «Гилка, ты самый вообще красивый и это... ну, милый там, офигенный... короче, люблю я тебя, фриц несчастный», после чего и «вылетел в астрал». Очнулся он уже у себя в комнате.
Опять же, успокаивало то, что признавался он на русском, а Байльшмидт в языке друга понимал разве что маты. Во всяком случае, так было на первом курсе, а потом Ваня как-то не интересовался познаниями приятеля. Что, вообще-то, очень даже зря.
Вот и сейчас, с ужасом вспоминая вчерашний вечер-дробь-ночь, Иван молился, чтобы любопытный Гилберт не запомнил, что там ему лепетал поддатый друг и не пошел узнавать у Наташи. Потому что если Наташа узнает, что ее ненаглядный брат любит мужика, будет... будет бум.
Брагинский уже подходил к главным воротам университета, оставалось буквально метров пятьдесят, как вдруг молодого человека окликнули.
- Ivan! Стой, черт возьми! – за ним бежал не кто иной, как собственный предмет воздыхания.
Выглядел он немногим лучше Брагинского, хотя все же приличнее. Например, у него не было помятого шарфа. Да шарфа и вообще не было – это только Ваня мог круглый год носить свой извечный аксессуар. Волосы, несмотря на попытки их расчесать, из-за бега слегка растрепались, благодаря чему альбинос смотрелся немного нелепо; идеально выглаженные рубашка и брюки, как и наброшенная сверху толстовка совершенно не вязались с по-домашнему заспанным лицом и съехавшими на кончик носа очками.
Иван послушно остановился, чуть морщась от слишком громко отдающихся в голове криков Байльшмидта, и принялся думать, с чего бы такое внимание к его скромной персоне со стороны Великого. Снова помолился о том, чтобы Гилберт все же ничего не помнил, и даже умудрился приветственно улыбнуться.
- Здравствуй. Ты что-то хотел? – с места в карьер поинтересовался Брагинский, отчаянно желавший провалиться под асфальт и никогда больше оттуда не вылезать. Ну, или хотя бы раз в годик, чтобы пугать доверчивых японцев.
- Да, у меня к тебе дело, - альбинос подошел до опасного близко и заговорил так важно, так уверенно и так... запросто, что Ваня невольно вздохнул. У Гила была просто незаменимая способность – как бы много он не пил, и что бы это ни было, похмелья у Байльшмидта не было. Поэтому у него не было сейчас и мешков под глазами, как у Ивана, не было и головной боли и, наверное, не было язвительных комментариев совести.
- Что такое? – стараясь придать голосу как можно более незаинтересованное выражение, Брагинский понял, что жестоко палится. Он снова залюбовался лицом Гилберта, которому так шли очки.
- Ну, в общем, - так же уверенно заговорил альбинос, но... но почему-то стушевался и опустил наглый взгляд, с особым интересом рассматривая полоски на свитере Ивана. – Приходи в мою комнату после последней лекции. У меня есть... сюрприз для тебя.
Брагинский пораженно смотрел на седые волосы Байльшмидта (потому что в глаза заглянуть было проблематично) и пытался адекватно воспринять ситуацию. Зачем Ивану к нему в комнату? Ну, тут Гилберт все объяснил, и вполне доходчиво, вот только что это за сюрприз и зачем он вообще, и с чего? Всего этого молодой человек откровенно не понимал.
- Ну... ладно, - спустя минуту гробового молчания ответил, наконец, Брагинский.
Альбинос быстро кивнул и поспешил к воротам, а Ваня еще некоторое время простоял на месте, не задумываясь о том, насколько глупо сейчас выглядит его лицо. Наконец, кто-то, проходя мимо, слегка задел его за плечо и парень очнулся. Посмотрев на время, он понял, что если не поторопится – безбожно опоздает, а если он опоздает, преподаватель - маленький лысенький мужичок с «пивным животиком» - устроит ему интереснейшую лекцию в жизни.

Весь день Иван просидел, как на иголках, дергаясь от любого обращения к себе. Он никогда не считал себя трусом, но сейчас ему казалось, что весь университет, ну, или, по крайней мере, вся группа знает о его вчерашней глупости, и каждый хочет как-то подшутить над его «проблемой». Большинство сокурсников уже к концу второй лекции поняли, что сегодня он на нервах, и лучше к нему вообще на пушечный выстрел не подходить. Но и тут был особо отличившийся без инстинкта самосохранения: когда Альфред Джонс на перерыве между второй и третьей лекцией подошел к Брагинскому, чтобы разузнать, отчего он такой дерганный, «уж не совершил ли чего противозаконного?», едва-едва не схлопотал в нос – и то, не схлопотал только потому, что успел отклониться, в кои-то веки «прочитав атмосферу», а точнее выражение лица Ивана.
Как ни странно, Джонс не стал затевать потасовку, а благоразумно свалил подальше – и здесь совсем не замешан убийственный взгляд Керкленда.
На третьей лекции Гилберта не было. Если первые две он просто успешно избегал общества Брагинского – хотя в этом не было особой необходимости, - то тут он нагло слинял. Ваня дергался еще больше и даже умудрился с милейшей улыбочкой послать преподавателя «на три веселые буквы», - истинная удача, что немолодая уже женщина просто не поняла, что означает это «идитенахуй». Но зато осознала, что сегодня этот юноша не в настроении, чтобы отвечать на вопросы. Как, впрочем, и то, что сегодня она не в настроении щадить сбрендивших «детишек».
Как только закончилась лекция, студенты стали неспешно собираться, и только Брагинский пулей выскочил из аудитории. Благо, вещи убирать начал еще за пять минут до конца лекции.
Быстрыми шагами юноша шел по направлению к общежитию, совершенно не замечая ничего вокруг. Наверное, удача вспомнила все свои косяки и восполнила – иначе объяснить то, что Иван не попал под машину и вообще никак не покалечился, объяснить невозможно. Но уже спустя десять минут ходьбы на грани бега молодой человек зашел в приветливо распахнувшее двери здание с небольшой, но заметной вывеской «Hostel».
Нужно было подняться на третий этаж и пройти в соседнее крыло. Половина задания, а именно: первые два этажа дались ему на удивление легко, но потом... потом Брагинский почему-то замедлил свой шаг.
«Ну все, клиника. Ты стал зашуганной ванильной школьницей, которой страшно на глаза попадаться своему... Эх, Гилберт, что ж ты за человек такой?», - неспешно размышляя, молодой человек все же дошел до нужной двери. И хотя его так и подмывало пройти еще пару поворотов – туда, где находилось его обиталище, – но все-таки кулак Ивана несколько раз ударил по двери, создавая характерный звук.
Как водится, по ту сторону двери послышалось какое-то шевеление, и вскоре дверь осторожно приоткрылась. В образовавшуюся щель выглянула седая голова и, сверкая глазами, быстро осмотрелась. Убедившись, что в коридоре больше никого нет, Гилберт теперь уже приглашающее распахнул дверь и шагнул в сторону. Несмотря на отличные попытки скрыть это, Байльшмидт волновался.
- Привет тебе еще раз! Проходи, располагайся, отведай кофейку по личному рецепту Великого, кесесе! – он широко улыбнулся и ткнул пальцем в сторону маленького столика у окна.
- А где Людвиг? Он же вроде должен быть здесь... – оглядевшись, поинтересовался Брагинский, не спешащий принимать приглашение за стол.
- Он... они с Аличе сейчас гуляют! – на секунду запнувшись, Гилберт снова излишне задорно улыбнулся и, сцапав друга за руку, все-таки усадил его на неудобный стул.
- Ясно. Так что за сюрприз? – сиреневые глаза с какой-то настороженностью, но в то же время заинтересованно смотрели на хозяина комнаты.
- А... ты об этом, - улыбка Байльшмидта стала какой-то слишком наигранной. – Я еду в Германию.
- Надолго?
- Наверное, на каникулы, - Гилберт пожал плечами и с усердием принялся размешивать сахар в своей чашке. – Пока так.
- И в чем сюрприз? – как Иван не старался, интонация оказалась слишком холодной. Он глотнул кофе, не разбавленный ни сахаром, ни сливками. Обжигающе-горячий.
Байльшмидт хотел что-то сказать, но неожиданно скривившееся лицо собеседника заставило его заволноваться и усомниться в своих мыслях и, что хуже, собственных намерениях. Но Великий не был бы Великим, если бы не умел перебарывать себя и упорно идти к своей цели. Сейчас цель предполагала уверенность и, судя по всему, настойчивость.
Молодой человек отодвинул свою чашку, встал и, прямо глядя в глаза Брагинского, подошел ближе. Тому пришлось задирать голову из-за сидячего положения, что заставило Гилберта самодовольно вздернуть подбородок, но он тут же исправился – сейчас не столько красоваться надо.
- Ivan. Я слышал, что ты вчера говорил, - серьезно начал он, но снова запнулся, глядя на растерянно-облегченное выражение, отразившееся на лице Брагинского. Собственно, тот действительно почувствовал легкое облегчение, - чего-то такого он ждал, хотя до последнего надеялся, что этого не будет.
Но облегчение тут же сменилось непередаваемым удивлением: Байльшмидт говорил... по-русски?
- И что ты думаешь об этом? – сухо полюбопытствовал Иван.
Гилберт нахмурился.
- Я думаю... – он сделал паузу, как-то совершенно незаметно придвигаясь еще ближе к Брагинскому и, неожиданно для него, дернул за шарф на себя. Брагинским не успел даже ничего предпринять, как в его губы, прохладные от природы, ткнулись чьи-то теплые.
Байльшмидт быстро отстранился и, встретив на лице друга – друга ли? – еще большую растерянность, чем раньше, довольно оскалился и быстро вытащил что-то из кармана. Развернув две сложенные бумажки, Гилберт положил их на стол перед Иваном, позволяя рассмотреть. Бумажки оказались билетами.
- Я думаю, ты поедешь со мной!

__________________
* - такая тара, из которой употребляется саке. Что-то вроде блюдца.