Автор: Dein Preussen |Tsuki no Tireira| тут - [J]Tireira[/J]
Бета: самосуд (с)
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Пруссия/Россия, Пролётом: Америка
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, Эксперимент, Философия, Психология, Повседневность, Слэш (яой), Songfic
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика
Размер: Мини, 4 страницы
Статус: закончен
Дисклеймер: Я не я та хата не моя! Це все Хімка накорячив! (с)
Описание: Продолжение фика "Увы (Кофе)" © Увижу плагиат - убью...
Посвящение:Всё то же и всё тем же
Публикация на других ресурсах: ЗАПРЕЩЕНО!
Примечания автора: Примечания автора: Что я могу сказать? Опять таки - очередной моральный толчок в спину от Кохая энное время назад. Песня, в этот раз, была за мной....
Мустафа 1000 и 1 Отмазка, заранее извиняюсь за наличие в тексте всё той же красноглазости. Она применялась в целях избежания частых повторов, а сейчас для её удаления необходимо перекраивать весь текст от начала до конца, на что у меня просто нет физических сил
Nare. Winterborn, с беттой по прежнему проблемы, так что и Вы тоже извините.
Собственно песня-тематика:
Часы
Гилберт нехотя открыл глаза. Всю идиллию блаженной истомы, разливающейся по телу после ночи, нарушало отсутствие теплого любимого бока рядом. Хотя, о местонахождении этого бока весьма красноречиво сообщал разливающийся по квартире запах кофе...да такой запах, что к нему хотелось принюхиваться хоть вечность.
Кофе. По рецепту Ивана... Этому его научил старый-старый турок ещё во времена Крымской войны. В принципе, русский мог гордиться - даже Садык не знал этого рецепта.
- Ну шик! - протянул Гилберт, едва не мурча от удовольствия. И даже некоторый незначительный дискомфорт ниже пояса ничем не портил ему настроение, а наоборот - доставлял ни с чем не сравнимое удовольствие с некой ноткой мазохизма.
Ещё немного поёрзав под одеялом и потешив себя надеждами на кофе в постель, красноглаз, как не прискорбно было его великой персоне, всё таки, встал и...нет, не направился на запах, чего так хотелось, а наступил на что-то...И это что-то больно впилось в пятку, явно прорезая до крови...
- У-у-у-у! Чёртова железяка! - схватив неведомый предмет и запустив его об пол, пруссак тихонько, чтобы Иван с его кошачьим слухом не услышал, взвыл и заскулил.
Чуть шипя и едва заметно прихрамывая, он быстро и кое-как оделся (если те самые семейники в птичку и иванову рубаху можно считать нормальной одеждой) направился на кухню. Даже старые часы в гостиной, образец классики с кукушкой, которые он спёр у Запада, пощёлкивали жизнерадостно и приветливо.
Почти в самом конце пути беловолосый приосанился, собрал остатки своей грациозности и, как наглая кошка, прошагал к Ивану, одетому в одни брюки (забытые тут после их совместного похода по берегу Балтийского моря), напевающему какую-то песню на английском и извращающемуся над туркой.
- Кооооофе..... - обняв русского со спины и положив подбородок ему на плечо, промурлыкал пруссак. Ну да....что ещё для счастья надо? Только этим кофе не обжечься. - А что это мы поем с утра пораньше? Ммм?...Ой...То есть я хотел сказать...С добрым утром! - прикинув вероятность получения краном по затылку через плечо за допрос, алоглазый тут же поправился.
- Доброе-доброе! - улыбнулся очень мягко и почти счастливо русский. - А напеваю...да это я у Америки песню подхватил - у него по утрам всегда играло радио, пока он пробежки устраивал... - как ни в чём не бывало, протянул фиалковоглазый. - Эти американцы так на здоровье помешаны!
А вот Гилберт...А вот Гилберт похолодел, сник, отпустил предмет своего обожания и уселся за стол.
«Мне стоило обратить внимание на то, как ты на него смотришь...Он же важнее меня...Да и прикасался ты к нему явно не в таком диком алкогольном опъянении, как был...как был со мной», - вот был бы Великий девушкой, он бы уже рыдал в три ручья.
Ведь и верно, вчера русский был сильно выпивший («И это эти славяне называют «100 грамм для смелости»!? Идиоты...и он тоже. Как там было? А... «Я сказал тебе не ополлитриться, а остограмиться»...Тьху»).
****
- ... Ванечка...Кофе будешь?
И глядит как-то по-щенячьи в пьяные лиловые глаза. А их обладатель смотрит на него умиляюще-нежно, но с едва заметной ноткой животной похоти и желания. Похоже, весь путь от Москвы (ну так считал Гил, хотя это было в корне не верно) до Калининграда был проделан по весьма прозаичной причине...
- Да сдался мне твой кофе...мне ты нужен... - прижимая к себе обманчив хрупкое тело альбиноса, шепчет Брагинский, и тот едва не задыхается от перегара.
- Вань...ты что за фигню морозишь, пьянь русская? - хлопая длинными ресницами, бухтит в плечо Ивана алоглазый. Он понимает, что сейчас будет, как бывало не раз до этого по уже стандартной схеме: ночь, звонок, пьяный Россия, грубые «отношения» с вышеупомянутым сверху, тотальная боль ниже поясницы, а то и по всему телу, короткая записка на тумбочке «Извини, я перепил. На столе в кухне новый кофе».
- Молчи....только молчи...
А Байльдшмидт и сказать ничего не успевает: его затыкают невообразимо мягким поцелуем. ТАК его точно никто до этого не целовал...стоп, нет, была одна дама, да вот теперь она с другим кавалером, но воспоминание о ней неуместно. У пруссака кружится голова, «срывает планку», как говорят, и он безвольно обмякает в сильных руках русича.
А тот, не тратя времени в пустую, сбрасывает одежду на только выдраенный вечером пол, увлекает альбиноса в спальню...
Но все не так грубо, как всегда - Иван не «считает» и так уже сильно ослабшим телом алоглаза все двери шкафа-стенки и все углы коридора, а бережно его несёт, не отрываясь от губ, не швыряет его на диванчик, обязательно при этом сильно ударив головой об стену или коленкой об деревянный подлокотник, при этом матерясь, на чём свет стоит, а плавно опускает беловолосого на его спальное место и целует, целует, целует, нашептывая всякие глупости, не резко и грубо «снимает стресс» на уже просто молча лежащем безвольном теле, а доводит это самое тело до исступления, почти до самого пика, одними только руками и губами, а потом и сам наслаждается близостью, тихо шепча на ухо практически обезумевшему от нежности пруссу «Я тебя люблю...моё...не отдам....моё...», будучи полностью уверенным, что тот не воспримет эти слова, но не удерживается от блаженного стона, когда в ответ слышит только благодаря тонкости слуха ответное признание.
Ведь, как бы там ни было, и этой ледяной глыбе Ивану бывает больно, даже он может заблуждаться, срываться...и вспоминать, ради чего была затеяна игра, в итоге, не стоившая свеч. Хотя, то, от чего он бежал, и так «ненавязчиво» замаячило и случилось. Как бы то ни было, в этот раз русский обнимал не потерявшего сознание от боли партнёра, а мирно сопящего на груди человека, с которым была любовь (ну иначе сказатьу Брагинского язык просто не поворачивался).
*****
- Гил, у тебя кофе остывает... - внимательно и обеспокоенно смотря на экс-Пруссию, тянет Брагинский.
- Да чёрт с ним! - пруссак невольно резко взмахивает рукой, сшибая чашку на пол так, что та бьётся на десятки мелких осколков. - Какого хрена ты остался? Ушёл бы, как всегда! Легче жить утром, не видя физиономию поимевшего тебя всё ночь на пролёт пьяного урода...
Не то, чтобы так уже и рвались ему на язык эти слова, но альбинос не выдержал. Вся идиллия, которая началась ещё ночью, с грохотом обвалилась от одной фразы Ивана про Америку. Ведь это было подтверждение тому, что втолковывали ему все, и та же Венгрия, и тот же Запад....и даже Австрия.
- Да что ты так... - ожидаемого «Колколкол», на которое так надеялся красноглазый, не последовало. Брагинский, у которого тоже ох как заскрипело сердце, поник, встал и начал собирать осколки с пола. Мда, не так он представлял себе их утро.
- Как так!? КАК ТАК!? Это не я к тебе заваливаюсь посреди ночи и... - Гилберт залился краской то ли от злости, то ли от стыда.
- И что? - Россия поднял на него куда более грустные, чем обычно, фиалковые глаза. Наверное, он просто не успел «надеть маску»....ну или не мог.
- Ты всегда только о себе и думаешь! Толку тебе до меня!?
- Гил....успокойся.... - мягко тянет русский. - Прошу тебя.
- Да как мне успокоиться!? Ты меня уже 20 лет сряду, как вещь, берёшь, когда вздумается....Как шлюху задабриваешь подарками! Хоть бы крест вернул! Так хер же я его получу!
- А ты не нашёл, разве, ничего на полу у кровати? - удивлённо вздёрнул брови Иван, а прусс только шикнул на себя за дурость. Похоже, швыранул он об стену крест....Хотя то точно не мог быть он - слишком толстый.
- Отцепись от меня...мне противно... - протянул только Гил и отвернулся.
Убрав остатки кофе, русский уселся и включил настенное радио. Там заиграла как раз та песня, которую он напевал с самого утра. Как некстати она называлась Life is beautiful...
- Слушай, дурень....может поймёшь чего... - мягко тянет Иван и отворачивается, а Пруссия невольно прислушивается....и вспоминает отрывки их с русским «разговора после»...А у Брагинского мимолётом скользят те мысли, которые так не уместны, но так злободневны.
You can't quit until you try
- Ты не представляешь, чего мне стоило не сорваться прямо на пороге.... - тихо тянет русич.
You can't live until you die
- А кажется, что и не жил вовсе....пока не стал тебе нужен... - бормочет Гилберт, засыпая. - Да, я умер как страна, чтобы почувствовать вкус настоящей жизни.
You can't learn to tell the truth
Until you learn to lie
- Если бы ты знал, как я пытался забыть тебя...твой запах, - тихо тянет русый, уткнувшись носом в белёсую макушку.
You can't breathe until you choke
You gotta laugh when you're the joke
- Я не мог понять, на сколько ты мне дорог, пока не понял, что могу тебя потерять... - тот же шёпот, вот только губы бережно касаются ушной раковины уже спящего пруссака.
There's nothing like a funeral
To make you feel alive
- Выставив тебя тогда за двери...я думал я сойду сума, когда понял, что ты даже не постучишь в них снова, чтобы устроить мне капитальную взбучку....
Just open your eyes
Just open your eyes
And see that life is beautiful.
Will you swear on your life,
That no one will cry at my funeral?
- Ты же сам прекрасно знаешь, что нужен я только тебе...Ни сёстрам, ни партнёрам, ни этому дураку Америке...Да и мне ты...ты мне весь мир заменяешь...Я хочу, чтобы ты видел это....чувствовал...
I know some things that you don't
- Ты не знаешь, что я уже пол года пытаюсь жить с Альфредом... - шепчет Иван, убедившись, что его белобрысое чудо спит.
I've done things that you won't
- И я не выдерживаю этого....я не могу и пол дня высидеть с ним. Я сбегаю к тебе, в Калининград, но ты меня не видишь....я сажусь на лестничном пролёте на этаж выше и наблюдаю, жду, когда ты выйдешь....
There's nothing like a trailer park
To find your way back home
- Я очень хотел бы, чтобы тут ты не жил один....Тут тебе холодно. Это не дом...А я тебя согрею...обязательно.
I was waiting for my hearse
What came next was so much worse
It took a funeral to make me feel alive
- Наверное, я не зря затеял этот цирк с Америкой - я понял, НАСКОЛЬКО ты мне дорог....
Вспоминая то, что доносилось сквозь полудрёму, Гилберт сидел, широко распахнув и без того большие глаза, и смотрел в одну точку.
- Эй...Эй....Пруссия...Королевство несчастное... - всё же, взгляду нарисовалась преграда в виде руки русича.
- Ч-ч-чего тебе, идиот? - тянет недовольно пруссак.
- Ты сломал свой же подарок... - положив на стол серебряные карманные часы с припаянным на крышку тевтонским крестом, протянул Россия. Правда, часы были покорёжены от удара об стену.
- У меня есть часы... - устало тянет альбинос.
- Это заменяя твоему кресту - он поплавился во время прошлогоднего пожара. Ну я и чуть исправил его и прикрепил к часам. Они принадлежали когда-то твоему разлюбезному Фрицу.
- Это мои часы...он их у меня спёр много лет назад....вот только они и так не шли, - проведя пальцами по цепочке, фыркает пруссак. Серебро холодное и, отчего-то, оно напоминает сердце стоящего рядом русского.
- Может, это из-за того, что после него ты пришёл в упадок? Может, из-за того, что твоё сердце почти остановилось? Они имеют странную связь с тобой... - тянет русский.
- Чем докажешь? - Гилберт только усмехается. Он не может собрать в кучку все свои эмоции, не может ничего толком сказать.
- А просто... - и русский наклоняется и целует такого нелепо потерявшегося альбиноса, между делом, вложив часы ему в руку. - Я тебя люблю, глупый... - шепчет он, отстранившись на секунду и тут же снова приник к нему....
А старые часы, упав на пол, тихонько затикали......